Падение царского режима. Том 5

Председатель. — Не припомните ли, что в разговоре с Родзянко у вас поднимался вопрос о том, что со стороны левых была прочитана декларация, причем Родзянко спросил вас, не было ли вам заранее известно содержание этой декларации?

Джунковский. — Я даже предупредил его, что такая декларация будет.

Председатель. — Вы его предупредили?

Джунковский. — Насколько я помню.

Председатель. — Вы сказали ему, что уже сделали распоряжение о том, чтобы прекратить совмещение звания члена Думы с сотрудничеством в охранном отделении, так как это претило вам?

Джунковский. — Да, это, вероятно, было.

Председатель. — А не помните ли вы такой вашей мысли, что так как Малиновский слишком много знает, то удалить его можно не сразу, а лишь после некоторых подготовительных действии?

Джунковский. — Подготовительные действия клонились, вероятно, к тому, чтобы обойтись без скандала. Вот что я, вероятно, разумел, говоря о подготовительных действиях.

Председатель. — Владимир Федорович, вам пришлось говорить о роли Малиновского и обо всем этом случае с Маклаковым?

Джунковский. — Да.

Председатель. — И вы убедились из этого разговора, что он знал о Малиновском.

Джунковский. — Нет, ничего не знал.

Председатель. — Вы советовались с ним по вопросу о необходимости изгнать Малиновского из Думы?

Джунковский. — Он совершенно сочувствовал этому.

Председатель. — Вы с ним говорили об этом?

Джунковский. — Вообще со стороны Маклакова я никогда не встречал такого отношения, чтобы он, как говорится, ставил палки в мои колеса. В некоторых делах мы могли с ним не сходиться, но в делах департамента полиции он предоставлял мне полную самостоятельность.

Председатель. — Теперь второе дело, — дело Шорниковой.

Джунковский. — У меня сохранилось такое впечатление о Шорниковой, что это какая-то несчастная женщина, измотанная, искалеченная охранным отделением. Кажется, из бессарабской губернии — я не знаю, верно ли это.

Иванов. — Да.

Джунковский. — Она была в руках у Комиссарова.

Председатель. — Вы вспомнили, что из Саратова пришла телеграмма относительно Шорниковой, и она была секретная сотрудница. Но дело Шорниковой относится к другому моменту — к моменту до бытности вашей товарищем министра, Шорникова — это одна из двух провокаторов, которые помогли тогда властям, и, между прочим, Столыпину, поставить процесс членов с.-д. партии второй Государственной Думы.

Джунковский. — Ах, этого у меня не было! Но мне было доложено Белецким, — должно быть, им — что эта несчастная женщина, искалеченная, вовлеченная в сотрудничество, находится в чахотке. Он сыграл при этом на жалостливом настроении; а что именно она представляла собой, — этого я до настоящего времени не знал.

Председатель. — Вы помните, что летом 1913 года в департаменте полиции произошел большой переполох в связи с получением из Саратова известия о том, что старая сотрудница охранного отделения Шорникова считает себя обиженной, едет в Петроград объясняться с вами по поводу своего положения.

Джунковский. — Помню, помню. Приехав, она обратилась ко мне с просьбой, чтобы ее оставили в покое.

Председатель. — В каком смысле «в покое»?

Джунковский. — Чтобы ей дали возможность жить просто потому, что она не хочет ни сотрудничать, ни работать; чтобы ей дали пособие, пенсию, — словом, чтобы ее оставили в покое. Вот что осталось у меня в памяти.

Председатель. — Но в чем заключался по вашему вопрос, возбужденный Шорниковой в департаменте полиции? И в каком смысле это вызвало там переполох среди высших должностных лиц?

Джунковский. — Мне кажется, она была осуждена.

Председатель. — Нет. Она разыскивалась министерством в виду того, что была привлечена судебным следователем по 102 статье; она значилась в розыскных циркулярах департамента полиции, и перед вами, как и перед другими высшими должностными лицами того времени, стоял вопрос о том, как с ней быть: надлежит ли исполнить циркуляр, арестовать ее и передать в руки судебной власти или же поступить как-нибудь иначе. Не вспомните ли вы, кто как думал и говорил по этому вопросу? Вы знаете, в связи с этим событием было два заседания совета министров?

Иванов. — На даче, на Елагином острове.

Председатель. — Белецкий и другие стояли на той точке зрения, что поставить дело на суд невозможно.

Джунковский. — (Старается припомнить.) — Помню… теперь вспомнил.

Председатель. — Что же вы вспомнили?

Джунковский. — Да, я вспомнил: это было на островах… Я тоже был приглашен. На этом заседании был Белецкий.

Председатель. — Вероятно, он и докладывал об этом случае?

Джунковский. — Был прокурор палаты Корсак.