Падение царского режима. Том 5

Джунковский. — Потому что до того времени, пока государь не передал императрице моей записки, он относился ко мне очень хорошо, я бывал с ним в путешествиях, и отношение с его стороны было даже более предупредительное, чем раньше, а потом, когда, как я узнал, моя записка была передана Александре Федоровне, я увидел и почувствовал, что что-то произошло.

Председатель. — Когда была передана эта записка?

Джунковский. — В июне.

Председатель. — У вас есть копия этой записки?

Джунковский. — Нет, ее у меня нет. Я нарочно, когда писал ее, не сохранил копии, чтобы она не попала как-нибудь в печать.

Председатель. — Каково было содержание этой записки?

Джунковский. — Она заключала самое подробное описание того, что было у Яра, и вообще путешествия Распутина в Москву, причем все, что там происходило, было описано самым откровенным образом. Затем я написал государю, что, принимая во внимание, что Распутин бывает в царском дворце, я счел долгом осветить картину поведения этого человека и обратил внимание, что это уже не первый случай, что все это идет кресчендо и налагает некрасивую тень; поэтому я и считаю долгом вернопадданного доложить это, полагая, что это грозит династии.

Председатель. — Вы предназначали эту записку для бывшего императора, а не для Александры Федоровны?

Джунковский. — Я лично отдал эту записку государю и, кроме того, сделал еще подробный доклад, излагая свой взгляд на Распутина и на Россию.

Председатель. — Вы ставили вопрос с точки зрения личной или династической или с точки зрения государственной?

Джунковский. — С точки зрения государственной и династической. Я указывал на опасность, которая угрожает государству и династии.

Председатель. — Вы указывали на разлагающее влияние и на власть этого человека?

Джунковский. — Да, очевидно. Я совершенно откровенно все сказал. Чтобы представить доклад, я воспользовался тем, что государь вызвал меня по поводу беспорядков в Москву. Там в мае были немецкие погромы, и я ездил в Москву. Когда я вернулся, государь прислал за мною, чтобы я сделал ему доклад по поводу этих событий; тогда я сделал одновременно и этот доклад. Не помню, какого числа это было. Государь принял меня в 10 часов вечера, отнесся очень хорошо, слушал очень внимательно, но не проронил ни одного слова во время моего доклада. Затем протянул руку и спрашивает: «У вас это написано?». Я вынул записку из портфеля, государь взял ее, открыл письменный стол и положил. Тогда я сказал государю, что в виду серьезности вопроса и в виду того, что я считаю деятельность Распутина крайне опасною и полагаю, что он должен являться орудием какого-нибудь сообщества, которое хочет повлечь Россию к гибели, я просил бы разрешения государя продолжать мои обследования о деятельности Распутина и докладывать ему. На это государь сказал: «Я вам не только разрешаю, но я вас даже прошу сделать это. Но пожалуйста, чтобы все эти доклады знал я и вы, — это будет между нами». Я очень поблагодарил государя за доверие. Потом государь еще с полчаса или час держал меня, — мы говорили о других делах, затем он меня отпустил. Было, должно быть, 12½ ч. ночи, когда я вышел от государя. После этого я два раза сопровождал государя в путешествиях в ставку, и еще куда-то ездили, — сейчас я не помню. Вообще я пользовался большим вниманием со стороны государя.

Председатель. — Ведь вы были с давних пор известны государю через великого князя Сергея Александровича?

Джунковский. — Даже еще раньше. С самого молодого офицерства, потому что я был в Преображенском полку, я служил в первом батальоне.

Председатель. — Так что вы были не только в близких, но, может быть, даже в очень близких отношениях с ним?

Джунковский. — Нет. В очень близких отношениях с государем я не был, но, во всяком случае, я пользовался всегда его доверием.

Председатель. — Эта ваша записка долго пролежала у бывшего государя? Он передал ее Александре Федоровне по какому-нибудь поводу, — или вы не исследовали этого вопроса?

Джунковский. — Я не знаю, когда это было. Мне так много рассказывали, что трудно чему-нибудь верить. Должно быть, она была передана в конце июня.

Председатель. — После покушения или до покушения на Распутина?

Джунковский. — После, потому что я как раз был в ставке, и флигель-адъютант сказал мне, что императрица поручила ему проверить правильность моего доклада.

Председатель. — И что же, — он проверил?

Джунковский. — Не знаю. Я назвал ему даже свидетелей, которых он мог бы допросить для проверки.

Председатель. — Кто этот флигель-адъютант?

Джунковский. — Это Саблин.

Председатель. — Вы знаете, к каким выводам он пришел, т.-е. опровергал ли его доклад ваше положение?

Джунковский. — Не знаю.