Падение царского режима. Том 5

Председатель. — Вы великолепно знаете, что этого ничего не было и, главное, не могло быть, потому что система была такова, что эта самая Шорникова в то время, как те люди, которых она провоцировала, были в каторге, получала жалованье от правительства. Так что система заключалась в том, что ее подсудность по преступлению, за которое грозит каторга, являлась не недостатком, а достоинством. Может быть, ей за это жалованье прибавили! Система заключалась…

Золотарев. — Но система не исключительная, а система, которая практиковалась очень долгое время и в которой практикуется вопрос усмотрения; возбуждение преследования существует относительно политических дел.[43]

Председатель. — Тут должностное преступление есть. Вы все время говорите об административной гарантии. Но вы были обязаны наблюдать за начальником охранного отделения, и от вас же зависело вести дознание по этому поводу.

Золотарев. — Вот я и говорю, что ничего не знаю по этому поводу.

Председатель. — Я могу наверное сказать, что по делу нет этого дознания. А затем, как же быть дознанию, когда вы, по инструкции, заставляли секретных сотрудников внедряться в эти организации? Это должно быть поощрено при существующей системе. Вы знаете из этого дела, когда она бежала и когда судебные власти разыскивали ее, ей из сумм департамента полиции давались деньги для внесения залога в винную лавку, где она была потом сиделицей. Затем департамент полиции выхлопатывал свидетельства о благонадежности, чтобы она могла быть сестрой милосердия.

Золотарев. — По закону, раз она раскрыла деятельность преступного сообщества по 127 ст. угол. улож., она не отвечает за свое преступление и наказанию не подвергается.

Председатель. — Во-первых, если бы это было, то это не причем, потому что судебным властям она не являлась и судебными властями она не была в качестве обвиняемой привлечена. А затем 127 ст. во 2-й части читается совершенно обратно тому, как вы утверждаете. Здесь сказано, что участник противозаконного сообщества, ст. 124 и 126 предусмотренного, однако же не ст. 102. Значит, к ст. 102 она не имеет никакого отношения… (читает). Все это не имеет отношения к преступлению, предусмотренному 102 ст.

Золотарев. — Это действительно к 102 ст. не относится.

Председатель. — И потом вы постоянно возвращаетесь к вопросу о целесообразности. Неужели есть такой безудержный принцип государственного управления, который должен властвовать над всем и в том числе над законом? Ведь обязанность мудрого правительства, даже каждого чиновника, не только правителя, заключается в согласовании этих принципов в действиях целесообразных, но вместе с тем законных.

Золотарев. — Безусловно, но я говорю, что эти вопросы относятся не только к отдельному случаю, но это теоретические вопросы, имеющие огромную сферу. К отдельным поводам это не касается. Я говорю, что существует вопрос усмотрения. Я здесь почти ничего о Шорниковой не могу сказать, потому что упоминаемая Шорникова мелькнула в этот момент в докладе. Что она была секретным агентом, разве из этого вышла целая система? Вы изволите говорить, что этот съезд, в котором я председательствовал, был относительно учреждения, установления этих агентур. Я понимаю, это вопрос, который можно было обсудить и выяснить и сказать, относительно отдельных резолюций мне нужно все дело посмотреть и сказать, почему я это делал и чем руководствовался. Вообще я никаких безудержных действий и нажимов не применял. Когда была эта поездка царствующего императора в Москву, я был против каких бы то ни было высылок, потому что есть это стремление высылать. Я мог себя упрекать в том, что я, может быть, действовал недостаточно напористо, но тут есть узусы[44] и во всяком случае не существует особых каких-то положений. Тогда, в сущности, эти вопросы не были подняты. Эти узусы[45] производства расследования были широко известны, не касались, не говорили об этом. Во многом я, конечно, затрудняюсь ответить, но, конечно, отрицаю, что напор производил на чужую совесть.

Председатель. — Можно несколько вопросов задать или хотите перерыв? Я хотел бы перевести ваше внимание к другому делу, к делу о Ленских событиях. Какое ваше отношение было к этому делу? Это относится к апрелю 1912 года.

Золотарев. — Я не помню точно, когда уехал министр, какого числа.

Председатель. — Перед Пасхой он уехал.