Падение «Вавилона»

Агрегат располагался неподалеку от каптерки, в дощатом сарае, защищавшем его металлическую громаду, водруженную на бетонный постамент, от агрессивных влияний окружающей среды. В сарае также хранились лопаты, канистры с соляркой, а кроме того, присутствовала и некоторая меблировка: солдатская кровать с грязным рваным матрацем, два табурета и складной пластиковый столик.

Прапорщик-преемник настаивал на обучении его пуску дизеля, что выходило за пределы моих навыков, поскольку сарай я посетил лишь раз, в самом начале своей несостоявшейся карьеры инструктора, с уважением потрогав дизель ладонью и тут же махнув на него рукой.

Однако, стесняясь своей некомпетентности и одновременно раздумывая, с какой стороны подойти к агрегату, я предложил прапорщику, явственно изнуренному похмельем, вначале отметить его вступление на ответственную должность, тем более в качестве конрабандных неликвидов у меня оставалось несколько бутылок «Пшеничной».

Мое предложение встретило естественный, живой отклик.

Мгновенно утратив интерес к дизелю, неофит скоренько навестил ближайший частный огород, откуда вернулся с огурцами и арбузом, а я же тем временем взял в караулке хлеб и вскрыл банку рыбных консервов, маркированных как «камбала в томате».

— Чтоб и тебе на новом месте… не припекало! — пожелал мне преемник, коротким профессиональным движением взболтав водку в бутылке и тут же, винтом из горлышка, опустошив всю емкость до капли.

В целях снятия стресса, да и вообще для того, чтобы как-то отвлечься от мыслей о мрачном будущем, я тоже позволил себе пропустить стаканчик отравы и, будучи мало искушенным в схватках с зеленым змием, сразу же очутился в ватном состоянии некоего нокдауна в отличие от профессионала-сверхсрочника, неукротимо возжелавшего добавки. Добавку я ему предоставил, водке все равно было суждено пропасть, и вскоре прапорщик, спотыкаясь и падая, бродил по сараю, взволнованно беседуя не то с самим собой, не то с дизелем.

На том передачу дел я посчитал завершенной и двинулся по качающейся в глазах вечерней дороге в роту, вознося молитву, чтобы на пути моем не встретился никто из перманентно озлобленных и идейно выдержанных командиров.

Пронесло.

Я добрался до койки и провалился в небытие, из которого меня вернули в реальность чьи-то истерические возгласы и требовательные толчки в плечо.

Я испуганно подскочил, не сразу сообразив гудевшей головой, где в принципе нахожусь и откуда исходят неприятно режущие слух звуки.

В расплывающемся фокусе постепенно сформировался комбат, трясший перед моим носом кулаком и вопрошающий:

— … это случилось, твою мать?! А?!

— Прошу повторить, — попросил я, уясняя, что, во-первых, настало утро, а, во-вторых, я еще до сих пор пьян и дышать надлежит в сторону от начальства, ибо от своего же перегара меня передернуло, как затвор от «калашникова».

— Как это случилось, твою мать?! — послушно повторил комбат.

— Что, снова побег?.. — спросил я растерянно.

Комбат затрясся.

— Ты накаркаешь! Я спрашиваю, что вы делали в дизельной с новым инструктором?

— Я ознакомил его… Потом ушел.

— А он?

— Остался.

— Ты… — произнес комбат затравленно. — Ты сегодня же отсюда уедешь! А казарму мы освятим!

— А что, собственно… — начал я, но тут комбата позвали к выходу, вероятно, на ковер к начальству, и я не сумел ни сформулировать свой вопрос, ни получить на него ответ.

Ситуацию прояснил дневальный, сообщив, что, оставшись в пьяном одиночестве, мой преемник завалился на матрац с сигаретой, заснул, вызвав пожар, и только благодаря героическим усилиям караула жилой зоны был извлечен из огня и, полузадохшийся, с ожогами, отправлен в реанимацию. На месте же дизельной ныне находится лишь бетонный постамент с обгорелым остовом агрегата.

— Да, это уже система… — заметил я на это философски.

Тщательно почистив зубы освежающей мятной пастой, я направился в столовую, но тут снова последовал приказ явиться в треклятую канцелярию, где я застал комбата, командира полка и мужчину средних лет в гражданском костюме.

— Вот он, красавец, — представил меня незнакомцу комбат, разместив ударение в последнем слове на последнем слоге.

— Ага, — произнес незнакомец равнодушно. — Ну, пойдем, Подкопаев, прогуляемся, подышим воздухом степей… Вы не возражаете? — обратился он к офицерам, чьи физиономии синхронно выразили несомненное и даже благостное согласие.

Затем, встав с кресла, человек в костюме соблаговолил мне представиться:

— Я полковник Комитета государственной безопасности. Зовут — Михаил Александрович. И у меня к вам много вопросов, сержант.

— Служу Советскому Союзу… — не к месту откликнулся я.

— Вельзевул, — подал реплику комбат.

Мы вышли на пустынный строевой плац.

— Ну, значит, так, милый, — тихим и ровным голосом произнес комитетчик. — Я здесь как лицо вполне официальное, уполномоченное прояснить обстоятельства побега, еще всякое— разное… Но это — одно дело. А есть и другое. Олег — мой товарищ. Да, причем близкий, и не таращи на меня глаза, твое начальство нас внимательно лицезреет…

— Что вы хотите? — спросил я довольно-таки нервно.