Падение Запада. Медленная смерть Римской империи

Вероятно, эта церемония была далеко не так тщательно разработана, как при дворе императоров, но все в ней, если можно так выразиться, было пропитано духом Аттилы. Он подтвердил, что расположен к вождям-гуннам, а также явил свою власть, оказывая представителям римлян куда меньший почет. В основном он не обнаруживал интереса к происходящему, но перемежал безразличие вспышками ярости; очевидное расположение он выказывал лишь к одному из своих сыновей. Он проигнорировал представление, данное карликом, шутом по имени Зерко, бывшим любимцем Бледы. (Присутствие этого человека, происходившего из Северной Африки и говорившего на причудливой смеси латыни, готского и гуннского языков, несомненно, породило устойчивый миф о том, что сам Аттила был мал ростом.)

В обращении с римлянами Аттила несколько раз явил свой гнев, тогда как прочим выказывал знаки расположения. По-видимому, он обычно придерживался такой манеры поведения, хотя в данном случае у него имелось больше оснований для неудовольствия, чем всегда. Приск был помощником главы посольства — человека по имени Максимин. Последний уже пытался убедить Онегесия перейти на сторону римлян и не преуспел в этом. Они и сами не знали, что у константинопольских властей был тайный мотив, которым они руководствовались в первую очередь, отправляя посольство. Их сопровождал еще один чиновник по имени Вигилат (в старых книгах его имя часто передавалось как Бигилат), имевший одно редкое достоинство: он говорил по-гуннски. Когда посольство гуннов находилось в Константинополе, этот человек вступил в секретные переговоры с Эдеконом, его главой. Вигилат убедил его убить Аттилу; в обмен он обещал ему пятьдесят фунтов золота и убежище в империи. Трудно понять, собирался ли Эдекон когда-нибудь исполнить свою часть договора, поскольку по возвращении домой он тут же сообщил Аттиле о заговоре. С благословения Аттилы он продолжил игру с Вигилатом. В конце концов того поймали с поличным, когда он нес золото, чтобы передать его убийце. Он и его сын были брошены в тюрьму, и римским властям пришлось дополнительно потратить немало денег, прежде чем их отпустили.

Заговоры с целью убийства, очевидно, не способствовали успешной дипломатии, и неудивительно, что Максимин и Приск достигли весьма немногого. Но Аттила отреагировал не слишком бурно. Он использовал сведения о заговоре для получения преимущества над римлянами в дальнейших переговорах. Даже самые крупные выплаты и субсидии были вполне приемлемы для константинопольского правительства. Однако в то же время они свидетельствовали о его неспособности разобраться с гуннами силой оружия. В лучшем случае оно могло надеяться держать их под контролем — и то лишь в ситуации, когда в других местах не велось масштабных военных действий. Перспективы нападения и окончательного разгрома Аттилы отсутствовали, отсюда и возникло желание убить его. Но окружение Аттилы слишком боялось его, чтобы это стало возможным. У Восточной империи не было иного выбора, кроме как жить по соседству с Аттилой и выплачивать ему денежные ассигнования. К счастью для нее, Аттила обратил взор на дальние края, сосредоточив внимание на Западной империи^{463}.

Последний римлянин

Флавий Аэций родился в одной из тех военных династий, происходивших из балканских провинций, представители которых буквально заполонили высший армейский эшелон и которые дали немало императоров в III и IV веках. Как и в случаях многих из этих императоров, почти вся его карьера носила военный характер: он многократно водил в бой войска против врагов — иноземцев и римлян. Около двадцати лет он был самой влиятельной фигурой в Западной империи. Трижды консул и магистр войска (magister mili-tum), он был возведен в ранг патриция в 435 году и все же никогда не пытался стать императором. Гражданские войны, которые он вел, представляли собой борьбу за власть при дворе. Другие аспекты его жизни также свидетельствуют, насколько изменились условия в V веке. В юношеские годы его дважды посылали в качестве заложника к иноземным лидерам: вначале к Алариху, а затем к предводителю гуннов. В прежние века римляне часто брали заложников, давая им классическое образование в полном объеме и надеясь, что благодаря этому они также смогут заслужить симпатию последних. Сами же римляне не отправляли заложников к другим народам. К V веку баланс сил коренным образом изменился.