Падре

вошёл внутрь и… ну, и вот я здесь.

–Значит, ты… подслушивала? – я нахмурился. Я не ожидал от неё этого. Опять же…

я так же не ожидал, что она начнёт ласкать свою киску в исповедальне. Люди могут вас

удивить.

Она смыкает губы и усмехается. – Я не специально. Я имею в виду, что я была там,

и я не могла отключить уши.

Я вздыхаю и покачиваю головой. – Как много ты слышала?

–Достаточно, чтобы знать, что раньше у тебя была совсем другая работа.

– Ты можешь сказать это вслух, – говорю я. – Нет необходимости скрывать, если ты

уже знаешь всё.

Она облизывает губы и делает большой вдох. – Ты был дилером.

Я ничего не говорю, но думаю, отсутствие отрицания говорит о многом.

– Или ты что–то делал с этими дилерами. Что ты делал?

– Всё, что мне говорили.

–Как давно? – спрашивает она.

– Достаточно… девять лет.

–Вау. Значит, тебе вроде как… тридцать сейчас?

Я усмехаюсь. – Достаточно близко. Двадцать девять, – отвечаю я, глядя ей прямо в

глаза. – Ну, а тебе?

–Двадцать пять. Но я слишком зрелая для своего возраста

О, да… это я уже понял.

– Тогда почему же ты стал проповедником? –спрашивает она.

Я делаю глубокий вдох, надеясь, что этот разговор не зайдёт слишком далеко. – О,

ты знаешь. Я вроде как скатился до него.

–Как?

Прищурившись, я смотрю на неё. – Ты, конечно, задаёшь много вопросов.

– Мне просто любопытно, – она пожимает плечами. – Я хочу узнать парня,

которому я показал свою киску.

Я громко смеюсь над этим комментарием. Ничего не поделаешь. Её тёмный юмор

так хорошо совпадает с моим.

– В точку, – размышляю я. – Но разве твои братья не ждут снаружи?

– Нет, я сказала Диего отвезти Бруно домой.

–Хм… так что у тебямного свободного времени. – Я облизываю губы только при

мысли о том, чтобы трахать её прямо здесь, на этой скамье. Я такая грязная свинья.

– Так что… поговорим, – она подмигивает, отталкивая меня от моих нечестивых

фантазий.

– Ну, если ты действительно хочешь знать, – я откашлялся, откидываюсь на

деревянную скамью и смотрю на большую статую сзади.– Я не был хорошим ребёнком

когда–то. Я имею в виду, мои родители… они были наркоманами, так что ничего не могли

сделать для меня.

Она всё ещё смотрит на меня пристально, несмотря на то, что я делюсь тёмными

кусочками свой жизни, поэтому я продолжаю.

– Поскольку они не заботились обо мне должным образом, я позаботился о себе

сам. И через некоторое время… я сбежал.

– Оу, вау…

–Да. Я оказался в этой церкви, прямо здесь. Маргарет, ты её знаешь. Она

практически вырастила меня.

–О, мой… Я этого совсем не ожидала. Неудивительно, что иногда слышу, как ты

иногда называешь еёМамой.

Я киваю. – Она для меня, как мать. Единственная, кто действительно заботилась

обо мне.

–Значит, тебя действительно хорошо подготовили к роли проповедника?

– И да, и нет, – я снова вздохнул. Мы приближаемся к той части, которую я больше

всего ненавижу. Части, о которой я больше всего жалею. – Когда родители не заботятся о

своих детях, это оставляет след в их жизни. Как шрам. Он никогда не исчезает,

независимо от того, как вы пытаетесь его стереть. Когда я появился у родителей, хотя они

никогда не хотели меня, в первую очередь, это заставило меня чувствовать себя

ненужным.

–Должно быть, было ужасно… – она прикусывает губу, но прислушивается к

каждому моему слову.

– Так и было, в основном потому, что я не мог справиться с этим чувством

отчуждения. Всё ещё не могу. Посмотри на меня. Я из–за этого пьяница, бесполезная

хуйня.

–Эй, ты не ужасен. У нас у всех есть багаж, – говорит она. – Я имею в виду моих

братьев, и я убежала от нашего отца и начала жить с нашей тётей, потому что он был так

жесток. А когда она умерла, я была единственной, кто смог заботиться о моей семье.

– Наверное, тебе было тяжело, – говорю я.

–Да, но у всех есть прошлое, которое формирует нас. Это не всегда плохо.

–Я… – вздыхаю я. – Мне этого никогда не хватало. Независимо от того, что делала

Маргарет, она не могла заполнить пустоту, оставленную моими родителями. Я становился

всё более недовольным собой и миром, несмотря на то, что она старалась сделать его как

можно радостнее. Я всё ещёищу свою ценность где–то в другом месте. Я хотел

чувствовать себя хорошо. Как будто я был кем–то. Кем–то, кого люди хотели.

–Ты связался с плохой компанией, – она прекрасно заполнила пробелы.

– Точно, – говорю я. – Я присоединился к банде. Делал всё, что они просили. Очень

любил похвалу и ненавидел отказы, но я ходил с ними куда угодно. Я знал, что

разочаровываю Маму, но это не останавливало меня. Её любви было недостаточно для

меня. И по сей день, я жалею об этом решении. Я вернулся к ней на коленях, умоляя о

помощи, и она оказала её. Мама позволила мне вернуться в свой дом, обратно в свою

жизнь, обратно… в своё сердце. Она даже позволила мне стать проповедником для этой

церкви. Почему? Я ничего для неё не сделал. Я брал и брал, не давая ничего взамен. Я

никак не смогу загладить свою вину.

– Почему?

– Ну, как ты восполнишь то, что не оценил любовь, которую незнакомец дал тебе,

несмотря на то, что тебе нечего было предложить взамен? То, что она делала, было

самоотверженным… а то, чтосделал я, было эгоистичным. Во мне нет ничего хорошего.