Падшая женщина

– Ох-хо-хо, – покачала головой уборщица и пошла за кулисы. Но буквально через минуту снова вышла с маленьким складным стульчиком, какие очень любят дачники. Уборщица опять улыбнулась залу и поставила стул рядом с пианистом. Эдуард Прихватилов, звезда местного масштаба, пианист, променявший столичную сцену на этот концертный зал, втиснулся в стульчик и замер, глядя куда-то в сторону и чуть вверх. Уборщица, решив, что больше от нее ничего не требуется, кивнула залу и ушла за кулисы. Зрители проводили ее аплодисментами, которые случились очень вовремя – на сцену наконец вышел певец Лобанов. Судя по виду, ему было и хорошо и плохо одновременно. Хорошо, поскольку глаза у певца сияли, с лица ушла озабоченность, уступив место отваге и куражу. Плохо, поскольку стоял на ногах Лобанов шатко и его слегка заносило вправо. Сделав полукруг по сцене, едва не сбив сидевшего на маленьком раскладном стульчике Эдуарда, Лобанов не без труда вырулил на середину сцены. Поклонился залу и встал в позу. Но музыки не дождался.

– Так пой, без музыки, – посоветовал ему настройщик, выглянув из-под рояля.

Лобанов виновато улыбнулся, не понимая, чего от него ждут. Эдуард Прихватилов смотрел на коллегу не без сочувствия.

– А что петь? – спросил почему-то у настройщика несчастный Лобанов.

– Что-нибудь душевное, – ответил настройщик.

– А я Магомаева очень люблю и Пахмутову, – сказала уборщица, которая появилась на сцене со стаканом в руке. Она принесла настройщику попить. Тот выполз из-под рояля, вытер рукой пот со лба и жадно сделал несколько глотков.

– Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена… – запел певец.

Потом он пел уже вместе с залом. И Пахмутову, и Магомаева, и песни из советских кинофильмов, и даже «В лесу родилась елочка», пусть не по сезону, зато от всей души. Лобанов, почувствовав себя в голосе, пел с удовольствием. Зал был очень доволен, дружно подпевал. Зрители с мест заказывали следующую песню. Его принимали так, как никогда. Лобанов чувствовал, что это лучшее выступление в его жизни, и не хотел уходить со сцены, наслаждаясь неожиданным триумфом. Он был готов петь еще и еще, желая продлить ощущение творческого блаженства и профессионального счастья. В его голове уже выстроилась целая концертная программа из любимых песен, которые он никогда не отважился бы спеть с большой сцены. Как о многом он хотел спеть для этой благодарной публики, которая все чувствовала и все понимала! Лобанов уже было отважился на арию мистера Икса, а потом еще про «красоток кабаре», да еще и сплясать канкан на сцене – да, он мог! Когда-то в молодости это был его коронный номер. Пусть ради шутки, забавы, в компании друзей, но ведь мог же! И девушкам его номер очень нравился – они всегда хохотали и становились чуть более благосклонными. А Лобанов чувствовал, нет, просто знал, что публику надо смешить, развлекать. И была бы у него такая слава, что Прихватилову и не снилась. О чем еще мог подумать певец Иван Лобанов, до каких еще смелых выводов дойти, если бы его полет не прервал настройщик, оставалось только догадываться.

– Все, приладил, – сказал настройщик, вылезая из-под рояля.