Читаем Падшее Просвещение. Тень эпохи полностью

А Высший Бог обитает в занебесной области, однако из сострадания к человечеству он направляет к людям своего посланца (или посланцев), чаще всего – это София, или Вечная Женственность, чтобы научить их, как освободиться из-под власти Демиурга. Отсюда и образ Елены Прекрасной, и Гретхен в «Фаусте» Гете. Для нас важно и то, что существовало еще и либертинское направление в гностицизме, которое можно спокойно связать с культом Дон Жуана в весь век европейского Разума, в котором освобождение от власти материи предполагалось достигнуть с помощью безудержной сакральной сексуальности (Родин Е.В.).

«Фауст» – не столько пьеса в обычном понимании этого слова, сколько так называемый Алхимический роман. И дело тут не только в Гомункулусе, который создается в середине второй части. Дело в том, что главным объектом алхимической операции является душа самого Фауста, а его проводником и одновременно противником является Мефистофель, «дух отрицания», «тень» или «Черная земля» алхимиков. Но Мефистофель только часть процесса, главным является постоянное взаимодействие Фауста со своей женской ипостасью, называемой у Юнга Анимой. И все женские персонажи «Фауста» это разные уровни его Анимы.

Самый первый уровень Анимы – Маргарита. «Тот, кто не перегорел в своих страстях, никогда не преодолеет их», – сказал Юнг в «Мистерии объединения». Маргарита – это предисловие к мистерии, первая попытка взаимодействия, которая заканчивается катастрофой. Она представляет уровень Тела, первый и исходный уровень гностической трансформации. Интересно, что практически всегда, когда «Фауста» Гете ставили в кино или на сцене, обращение шло прежде всего к первой части этого произведения, которая заканчивается гибелью Маргариты, оставляя простор для моралистических спекуляций. Дальнейшее – это уже пространство мистерии, оно оказывается непонятым и сокрытым для большинства.

Елена Троянская, которую вызывает Фауст, представляет второй уровень мистерии – мистерии души. Очень важно, что для того, чтобы достичь Елены, Фаусту необходимо опуститься в глубины глубин, которые страшны даже для Мефистофеля. Эти глубины он называет миром материи:

Я эту тайну нехотя открою.Богини высятся в обособленьеОт мира, и пространства, и времен.Предмет глубок, я трудностью стеснен.То – Матери.Фауст: Где путь туда?Мефистофель: Нигде. Их мир – незнаем.Нехожен, девственен, недосягаем,Желаньям не доступен. Ты готов?Не жди иных затворов и замков.Слоняясь без пути пустынном краем,Ты затеряешься в дали пустой.Достаточно знаком ли с пустотой?

Далее звучит очень важная реплика Фауста, где он говорит, что надеется в этом ничто и пустоте добыть «все». Дальнейшее продолжение позволяет нам делать свои выводы:

Мефистофель: Вот ключ, ты видишь?Фауст: Жалкая вещица.Мефистофель: Возьми. Не брезгуй малым. Пригодится.Фауст: Он у меня растет в руках, горит!Мефистофель: Не так он прост, как кажется на вид.Волшебный ключ твой верный направительПри нисхожденье к Матерям в обитель.(Перевод Б. Пастернака)

Для знающего человека приведенные цитаты не нуждаются в комментарии. Пустота, которая одновременно и Полнота, имеет много имен. Неудивительно, что ключ здесь так похож на мужской половой член («увеличивается», «горит»), поскольку тайные традиции эротического гностицизма отождествляли силу сознания с фаллической силой порождения. Это яркое доказательство того, что Гете как человек века всеобщей галантности исповедует здесь именно сугубо эротический гностицизм. Сила адепта определяется силой его фаллической мощи, и целью этого спуска является познание и соединение со своей андрогинной половиной, в данном случае символизируемой Троянской Еленой.

Таким образом, Гете прекрасно изучил, как тогда поступали алхимики, как обращались с «красным львом» – ртутью, серной ртутью, как смешивали различные химикалии, предоставляя затем их естественным процессам. Речь шла о таинственном мистическом бракосочетании.

В самом начале этого таинственного произведения Фауст задает себе вопрос, взятый из Евангелия: «В начале было Слово?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Классика лекций

Живопись и архитектура. Искусство Западной Европы
Живопись и архитектура. Искусство Западной Европы

Лев Дмитриевич Любимов – известный журналист и искусствовед. Он много лет работал в парижской газете «Возрождение», по долгу службы посещал крупнейшие музеи Европы и писал о великих шедеврах. Его очерки, а позднее и книги по искусствоведению позволяют глубоко погрузиться в историю создания легендарных полотен и увидеть их по-новому.Книга посвящена западноевропейскому искусству Средних веков и эпохи Возрождения. В живой и увлекательной форме автор рассказывает об архитектуре, скульптуре и живописи, о жизни и творчестве крупнейших мастеров – Джотто, Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело, Тициана, а также об их вкладе в сокровищницу мировой художественной культуры.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Лев Дмитриевич Любимов

Скульптура и архитектура / Прочее / Культура и искусство
Как начать разбираться в архитектуре
Как начать разбираться в архитектуре

Книга написана по материалам лекционного цикла «Формулы культуры», прочитанного автором в московском Открытом клубе (2012–2013 гг.). Читатель найдет в ней основные сведения по истории зодчества и познакомится с нетривиальными фактами. Здесь архитектура рассматривается в контексте других видов искусства – преимущественно живописи и скульптуры. Много внимания уделено влиянию архитектуры на человека, ведь любое здание берет на себя задачу организовать наше жизненное пространство, способствует формированию чувства прекрасного и прививает представления об упорядоченности, системе, об общественных и личных ценностях, принципе группировки различных элементов, в том числе и социальных. То, что мы видим и воспринимаем, воздействует на наш характер, помогает определить, что хорошо, а что дурно. Планировка и взаимное расположение зданий в символическом виде повторяет устройство общества. В «доме-муравейнике» и люди муравьи, а в роскошном особняке человек ощущает себя владыкой мира. Являясь визуальным событием, здание становится формулой культуры, зримым выражением ее главного смысла. Анализ основных архитектурных концепций ведется в книге на материале истории искусства Древнего мира и Западной Европы.

Вера Владимировна Калмыкова

Скульптура и архитектура / Прочее / Культура и искусство
Безобразное барокко
Безобразное барокко

Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства.О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.

Евгений Викторович Жаринов

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Культура и искусство

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза