Падшие

– Куда мне? – бабушка, подперев сухими жилистыми руками подбородок, участливо смотрела на внучку поверх очков, – я здесь всю жизнь прожила, народ лечила. Ко мне до сих пор бегают, то живот болит, то рожает кто срочно, до райцентра не успевают довезти. А в городе что? Сидеть, ждать тебя с университета, да в окно глядеть? Ерунду говоришь. Лучше расскажи, что там мать с отцом? Новости какие? Когда последний раз звонили?

– На прошлой неделе. Приедут скоро. Разговоры обычные: всех спасли и вылечили, не скучай дочка, надеемся, ты еще замуж не вышла.

Марина выползла из-за стола и, объевшаяся, переваливаясь, словно уточка, подошла к стене, полностью покрытой, как обоями, фотографиями.

– Бабуль, а ты мне снилась недавно. И так ругалась, так ругалась! Помнишь, как я у тарзанки канат подожгла, и Вовка в реку шлепнулся?

– Конечно, помню. Такой был вредный пацаненок. В соседней деревне теперь первый бандит. Житья от него нет. Там у обрыва приезжие москвичи коттеджи строят. Так он с ними сговорился, ходит, старые деревенские участки заставляет по дешевке продавать. А ты чего вдруг про него заговорила?

– Вспомнила, как ты меня за лучи ругала.

Бабушка перекинутым через плечо полотенцем протиравшая вымытые чашки, тарелки и расставлявшая их в буфете, вдруг замерла и обернулась.

– Что-то случилось? Не ври мне! – прикрикнула она, видя, что Марина прячет глаза.

– Немного вышло все из-под контроля. Один раз, – Марина виновато подошла, потерлась носом о теплое бабушкино плечо и поправилась, – два раза.

Видя, как Марта начинает резко кидать вымытую посуду, не глядя, на полки, быстро перевела разговор:

– Расскажи мне про твою бабушку. Мне, правда, надо.

Марта молчала. Только захлопнув резную дверцу, проговорила, глядя в стену:

– Мне мать моя покойная говорила, что у ее матери, моей бабки, такие глаза были. Ее в деревне ведьмой звали. Она в город и уехала, когда совсем житья не стало. Таких очков-то, темных или цветных, раньше не делали.

– А где она умерла? Твоя мама здесь, на деревенском кладбище лежит. А бабушки твоей могилка где? В какой деревне?

– А нету. Во время войны под бомбежку попала, мать в детдоме после этого жила. Одна только фотография и осталась. Мама там дитя совсем.

Бабушка подошла к фотографиям и ткнула пальцем в старый снимок, на котором были изображены высокая женщина в темном длинном платье с белым воротничком, с косой вокруг головы, и маленькая девочка лет десяти. Они стояли, держась за руки, у деревянной стены непонятного строения, на которой, наверное, чтобы фон был ярким, фотограф растянул белую простыню.

– На меня не похожа,– констатировала с грустью Марина,– а больше ты про нее ничего не знаешь? Откуда ее слова про то, что лучи когда-нибудь помогут спастись?

Марта устремила свои разноцветные, уже выцветшие глаза, куда вдаль, в свои воспоминания.

– Я же родилась, когда она погибла уже. Это ты у нас ранняя, уже в три года, как что не по тебе, жгла все подряд. А я спокойная была. Помню свой первый случай. В школе уже это было. Портфель у меня отобрали мальчишки и забросили на дерево высоко. И удрали. А вокруг никого. И темнеет. И страшно. Вот тогда я от отчаяния ветку подожгла, на которой мой портфель висел. Портфель упал, а я домой идти боюсь. Понять не могу, что произошло.

Потом все-таки пошла, портфель матери показываю, а у него ручка обуглилась. Думала, она ругать меня будет, а она ничего. Усадила меня и все рассказала. Как они с ее матерью под бомбежку попали, как та, умирая, рассказала ей, что если родится девочка с разными глазами, то пусть дар хранит, и когда-нибудь мир спасется.

–Подожди, подожди, – напряглась Марина, услышав последние слова, – ты говорила не так, ты говорила, что дар поможет спастись.

– Да маленькая я была, Марочка. Что там мне помнить было? Но вроде правильно так: мир спасется.

– И все? А как спасется мир? И от кого? Что-нибудь про вампиров говорила? Может, ты не помнишь?

Бабуля засмеялась тихо, от чего на ее блузке затряслись, вздрагивая, мелкие голубые перламутровые пуговки. А потом сняла очки и вытерла белоснежным носовым платком заслезившиеся глаза.

– Ой, напридумывала, Маринка! Читать надо меньше хорроры всякие. Надо же – вампиров! Ты бы еще про драконов вспомнила!

И опять засмеялась.

Вечером, возвращаясь домой на последней электричке, Марина думала о том, как странно, что все женщины в семье, те, про кого еще помнят, были медиками. Знахарка ведь тоже доктор? В какой-то мере? Еще и имена у всех начинались на «М»: Матрена, две Марии, бабушка Марта и она,– Марина.

Показались первые дома, темные от непрекращающегося целый день дождя, мысли переключились на завтрашние поиски и на Сергея. Сразу заныло сердце.