Падшие ангелы

Лавиния улыбнулась. Когда родители повернулись к ней спиной, она сошла с дорожки и нырнула за камень.

— Мне тоже пять, — сказала я, когда она подошла к нам. — Хотя в марте мне будет шесть.

— Правда? — сказала Лавиния. — А мне шесть будет в феврале.

— А почему ты своих родителей называешь мама и папа? Я своих зову мамочка и папочка.

— Мама и папа гораздо элегантнее. — Лавиния разглядывала мальчика, стоявшего на коленях у надгробья. — А тебя как зовут?

— Мод, — ответила я, не успев сообразить, что она обращается к мальчику.

— Саймон.

— Ты очень грязный мальчик.

— Прекрати, — сказала я.

Лавиния посмотрела на меня.

— Прекратить что?

— Он могильщик, поэтому такой грязный.

Лавиния сделала шаг назад.

— Пока еще только ученик могильщика, — сказал Саймон. — Сначала я был плакальщиком на похоронных процессиях, но, как только научился держать лопату, отец взял меня к себе.

— На похоронах моего дедушки было три плакальщика, — сказала Лавиния. — Одного из них высекли за то, что он смеялся.

— Моя мама говорит, что таких похорон сейчас очень мало, — сказала я. — Она говорит, это слишком дорого, а деньги нужно тратить на живых.

— В нашей семье на похоронах всегда бывают плакальщики. На моих тоже будут.

— Ты что — умираешь? — спросил Саймон.

— Конечно нет!

— Ты тоже свою нянюшку оставила дома? — спросила я, решив, что нужно поговорить о чем-нибудь еще, прежде чем Лавиния расстроится и уйдет.

Она вспыхнула.

— У нас нет нянюшки. Мама вполне способна сама за нами ухаживать.

Я не знала детей, у которых не было бы нянюшки. Лавиния смотрела на мою муфту.

— Так тебе нравится мой ангел? — спросила она. — Папа разрешил мне самой выбрать его.

— Моему папе он не понравился, — заявила я, хоть и знала, что не стоит повторять слова, сказанные папочкой. — Он называет это сентиментальной чепухой.

Лавиния нахмурилась.

— Ну, а мой папа ненавидит вашу урну. А что такого плохого в моем ангеле?

— Мне он нравится, — сказал мальчик.

— И мне тоже, — солгала я.

— Мне кажется, он прекрасен, — вздохнув, сказала Лавиния. — Когда я отправлюсь на небеса, я хочу, чтобы меня унес такой вот ангел.

— Это самый красивый ангел на кладбище, — сказал мальчик. — А я знаю их всех. Их тута тридцать один. Хочите покажу?

— Тридцать один — это простое число, — сказала я. — Оно делится только на само себя и на единицу. — Папочка как раз недавно объяснял мне простые числа, хотя многого я так и не поняла.

Саймон вытащил кусок угля из кармана и начал выводить что-то на надгробии сзади. Скоро мы увидели череп со скрещенными костями — круглые глазницы, черный треугольник вместо носа, ряды квадратных зубов и тень, нацарапанная на одной стороне лица.

— Не делай этого, — сказала я. Он не послушался. — Нельзя это делать.

— А я делаю. Все время. Ты посмотри на надгробья вокруг.

Я посмотрела на могилу нашего семейства. У самого низа цоколя, на котором стояла урна, был выцарапан маленький череп со скрещенными костями. Папочка пришел бы в ярость, если бы узнал. Потом я увидела, что на всех надгробиях вокруг нас были нарисованы черепа со скрещенными костями. Прежде я никогда их не замечала.

— Я их нарисую на всех надгробиях, — продолжал он.

— Почему ты их рисуешь? — спросила я. — Почему череп и кости?

— Чтобы напоминало о том, что лежит внизу. Там внизу всюду кости, что бы вы ни поставили сверху.

— Гадкий мальчишка, — сказала Лавиния.

Саймон поднялся на ноги.

— Я и для тебя нарисую, — пообещал он. — На спине твоего ангела.

— Только посмей, — процедила Лавиния.

Саймон тут же уронил уголек.

Лавиния огляделась, словно собираясь уходить.

— Я знаю стихотворение, — внезапно объявил Саймон.

— Какое стихотворение? Теннисона?

— Не знаю я никакого тяни сына. А стихотворение вот какое:

Он проснулся со злости
Под землей на погосте
И захлопал глазами:
Что ж вы мне не сказали,
Что маленько откинул я кости?

— Фу! Это отвратительно! — воскликнула Лавиния.

Мы с Саймоном рассмеялись.

— Наш па говорит, что многих людей хоронят живьем, — сказал Саймон. — Он говорит, что слышал, как они скребутся в ихних гробах, когда он их закапывает.

— Правда? Моя мамочка боится, что ее похоронят живьем, — сказала я.

— Я не хочу это слышать, — закричала Лавиния, закрыв уши руками. — Я ухожу. — Она прошла мимо могил, возвращаясь к родителям. Я хотела пойти за ней, но Саймон снова заговорил.

— Тут на лужку похоронен наш дедушка.

— Глупости.

— Правда.

— Покажи мне его могилу.

Саймон показал на ряд деревянных крестов по другую сторону тропинки. Это могилы бедняков — мне мамочка о них говорила: людям, у которых нет денег, чтобы их похоронили как полагается, выделен отдельный участок.

— И какой из этих крестов его? — спросила я.

— У него нету креста. Кресты долго не стоят. Мы посадили туда розовый куст, так что мы всегда знаем, где он лежит. Украли этот куст в одном из садов внизу холма.

Я увидела куцый куст, обрезанный к зиме. Мы живем внизу холма, и перед нашим домом много роз. Может, это и наш куст.