Падшие боги

Некоторое время Васька ехал молча, потом вновь обратился к старику.

– Слушай, Осьмий, – начал он вкрадчивым, мягким голосом, – а где бы мне такую крестовину раздобыть?

Старик отвечал спокойно и невозмутимо:

– Для того чтобы крест носить, крещение святое нужно принять.

– Это как? – не понял Васька.

– В купели водяной. Или в реке.

«Всего-то?» – подумал Васька. И взволнованно попросил:

– Сделай так со мной.

Старик нахмурил седые брови и отрицательно качнул головой:

– Нет.

– Почему?

– Недостоин ты еще. Истину заслужить нужно. А у тебя душа дырявая и в башке ветер. Поди прочь.

Васька рассердился и хотел сказать грубое слово, но вовремя остановился.

– Дяденька Осьмий, не прогоняй, – жалобно попросил он, отведя в сторону блеснувшие лукавством глаза. – Я тоже хорошим быть хочу.

– Будешь, если жадничать и подличать перестанешь.

– Я перестану, – пообещал Васька. – Но пусть твой Бог мне поможет. А я тоже веровать в него стану. Как ты.

Васька видел, что лицо Осьмия осталось хмурым и отчужденным, и попробовал зайти с другого бока.

– Дядя Осьмий, скажи мне, за что ты Иисуса полюбил?

Некоторое время старик ехал молча, пожевывая седой ус, потом сказал:

– Иисус первым учил, что человек для любви, а не для злобы и деляжничества шкурного создан. Он учил, что от мести и гнева человеку никакого проку. И покуда собачиться меж собою будем, ничего хорошего из нас не выйдет.

– Верные слова! – поразился Васька. – Слышь, Осьмий, третьего дня Овсяник у меня денежку украл. Я ему хотел по тыкве надавать, но пожалел. А он расплакался и сам мне денежку ту принес. Да еще одну сверху дал. Выходит, добрые слова сильнее сильной руци, так?

Осьмий пристально вгляделся в невинные глаза Васьки и вдруг рассмеялся.

– Здоров же ты брехать, Васька Ольха!

«Не вышло, – с досадой подумал Васька Ольха. – Ладно, подмажусь как-нибудь иначе».

Чем дальше путешественники ехали по темному, неприветливому лесу, тем серьезнее становилось лицо Васьки и тем труднее были вопросы, приходившие ему в голову.

Наконец Васька, сам от себя не ожидая, задал старику Осьмию самый главный вопрос, тот вопрос, который мучил его всю его сознательную жизнь.

– Дяденька Осьмий, а отчего все мои беды?

– Ты правда хочешь это знать или опять куражишься? – прищурился старик.

– Правда хочу.

– Что ж, тогда отвечу. Ты одержим своими хотениями. Не откажешься от них, ничего не получишь, окромя пинков и тумаков. А откажешься – мудрость обретешь и все невзгоды станут тебе нипочем.

– Так же, как тебе? – уточнил Васька.

Осьмий усмехнулся и кивнул:

– Так же, как мне.

– Гм… – Васька сдвинул брови. – Ты говорил, что человек для любви создан. А что делать безродному горемыке, когда его никто не любит?

– Ты это про себя говоришь, что ли?

– Про себя, дядя Осьмий.

– Я так и понял. А что ты сделал, чтобы тебя любили-то? Сам ты кого полюбил?

Васька сердито шмыгнул носом.

– А за что мне их любить?

– А им тебя за что? – спросил в ответ Осьмий. – За то, что ты такой хороший? А откуда им знать, что ты хороший, когда ты подличаешь да воруешь?

– И правда, – выдохнул Васька, пораженный столь простой истиной. – А я о том и не думал.

– То-то и оно, что не думал, – улыбнулся старик. – Люди слова доброго страждут, а получают одно токмо насилие. А насилием мил не будешь. Знаешь, как Иисус сказал? «Ежели меня по правой щеке ударят, я им левую поставлю». Вот!

– А как же с нечистью воевать, если насильничать нельзя?

– Надеющийся на Господа не имеет надобности в копьях да мечах, – невозмутимо ответил Осьмий. – Тот, у кого есть вера, может гору поднять и в другое место переставить. Одной токмо верой.

Какое-то время ехали молча. Осьмий все поглядывал на задумчивого Ваську. А потом не выдержал и заговорил первым:

– Ты Богу дорог, понимаешь? Именно ты, Васька Ольха, балбес и пройдоха. Бог – твой любящий отец. А раз он отец всем нам, то вот и получается, что все мы – братья.

– И ты мне брат? – спросил Васька.

– Да.

– И поручик княжий Путята?

– И он тоже.

– И Бекет газарский?

– И он.

– Чего же он тогда сгубить меня хотел?

– Потому что слеп. И никто глаза ему не открыл. В вере человек освобождается от греха, открывается навстречу другим людям, а не сидит в своей конуре на мешке с добром, будто Кащей зловонный.

– Нешто плохо быть богатым? – усомнился Васька Ольха.

– Богатство – враг души человеческой, – сказал на это Осьмий. – Оно питает шкурность, подчиняет душу временному, делает человека глухим к голосу Бога и нуждам людей. Потому-то богатому так трудно войти в Царство Небесное.

Васька некоторое время ехал молча, обдумывая слова старика. Потом вздохнул и сказал:

– Тяжелая у тебя вера, Осьмий.

– А истинная вера всегда тяжела, – с улыбкой ответил Осьмий. – Бог требует от человека усилий. Лежучи на печи и уплетая калачи, истину не добудешь.

Васька чуток подумал над словами старика, после чего нахмурился и проговорил:

– Ты сказал, чтобы я от греха освободился. А как же я от него освобожусь, ежель он в нутре моем, как клещ, сидит?

Осьмий улыбнулся – спокойно и открыто.