Понимая, что задействовать надо любой шанс, поскольку второй попытки не будет, я качнулся назад, словно пытаясь отстраниться от подбежавшего ко мне парня с занесенным кулаком наготове. В ответ меня толкнули вперед, и тогда я резко присел, а мои невольные помощники, не раздумывая, грубо рванули меня обратно вверх. Воспользовавшись моментом, я использовал их как опору, оттолкнувшись от пола и, что было сил, пнув обеими ногами стоявшего передо мной детину прямо в грудь.
Отчаяние придало мне сил, и удар получился что надо. Парень почти оторвался от земли и, пролетев по воздуху, врезался в приближающуюся Мать Елену. Они в обнимку рухнули на ступени алтаря, сшибая подсвечники и подставки с масляными светильниками…
Честно говоря, я до сих пор не могу сказать, как поступил бы, зная наперед, чем все обернется. У меня же не оставалось выбора на самом деле! Да и не до раздумий мне тогда было. Либо закончить жизнь жертвенным барашком с перерезанным горлом, либо бороться, а в любви и на войне все средства хороши, ведь так? И я боролся как мог, а уж что вышло – то вышло.
Масло из опрокинувшегося светильника выплеснулось на бархатную драпировку, и она мгновенно вспыхнула. Пламя быстро заскользило по ней вверх, растекаясь вширь и перепрыгивая на соседние полотнища. Порыв сквозняка погнал огонь по полу, порождая все новые и новые очаги возгорания.
Несколько секунд все происходило в полной тишине. Все застыли, где стояли, позабыв обо всем и заворожено наблюдая за набирающим силу огненным танцем, что разбегался по портьерам, выписывая на них пламенеющие узоры.
«Мене, текел, фарес» – промелькнуло у меня в голове.
А потом кто-то закричал.
Каким бы дурманом ни были забиты головы прихожан, понимание того, что в отсутствие воды любой пожар представляет собой смертельную опасность, дошло до них в одно мгновение. Толпа дружно рванулась к выходу, крича, толкаясь и сбивая друг друга с ног.
Наплевав на свои обязанности, прислуга Матери Елены, позабыв про «грешников», также бросилась наутек. Их наставница что-то кричала, пытаясь их остановить, но ее голос потонул в общем гвалте. Страх сгореть заживо оказался сильней богобоязни и религиозного экстаза.
Я подскочил к скрючившейся на полу Кире и присел рядом с ней, обняв за плечи и прижав к себе.
– Ты цела, тебя не ранили? – я почувствовал, как жену всю трясет от пережитого.
– Да, все нормально, я в порядке, – спазм стиснул ей горло, и слова протискивались через него с явным трудом.
– Все хорошо, успокойся. Все нормально.
– Да, но… – Кира отстранилась и огляделась по сторонам. В ее испуганных глазах отразилось бушующее вокруг пламя, – но что нам теперь делать?
– Что делать? – я и сам словно только что очнулся, затравленно озираясь на подступающий со всех сторон огонь, – уносить отсюда ноги, пока не поздно!
Я схватил жену за руку и вскочил, намереваясь бежать к выходу, но успел сделать лишь несколько шагов, как тут же застыл, как вкопанный, поскольку мое сознание наконец обратило внимание на царящий в храме жуткий шум. Ор стоял такой, что уши закладывало. Поскольку из зала имелся только один выход, то все бросились туда и немедленно образовали в дверях мертвую пробку. В общем гаме то и дело прорывались чьи-то исполненные боли крики, но на толпу это не оказывало ни малейшего влияния. Перепуганные люди продолжали напирать, чем только усугубляли положение.
Путь к спасению оказался для нас отрезан.
Увернувшись от упавшего сверху куска горящей ткани, я снова опустился на корточки и натянул куртку себе на голову. Кира последовала моему примеру. Воздух постепенно наполнялся густым сизым дымом, в котором уже сложно было разглядеть, что происходит возле дверей, но, судя по непрекращающимся воплям, давка там образовалась нешуточная.
– И что теперь? – Кира говорила на удивление спокойно, как будто она уже исчерпала свой лимит страха и паники на сегодня.
– Постараемся остаться в живых. До сих пор у нас с тобой это получалось неплохо.
– Каким образом?
– Для начала надо найти место, где нечему гореть, – я отполз от лавки, которая занялась от свалившейся на нее портьеры, – давай пробираться к окну.
– А где оно?
Резонный вопрос. Дым сгустился уже настолько, что начал есть глаза, и ориентироваться в нем стало уже совершенно невозможно. Я опустился на четвереньки.
– Старайся держаться как можно ниже, – потянул я Киру за собой, – у самого пола воздух еще более-менее чистый. Помни – убивает не огонь, а дым. Огонь потом только поджаривает задохнувшиеся трупы.
– Слабое утешение, если…
– Стой! Подожди! – я почувствовал, как моих рук коснулся прохладный ветерок, – из разбитого витража сквозняком тянет! Чувствуешь?
– Да, вроде бы.
– Поползли туда!
Мы двинулись навстречу потоку воздуха, щурясь от рези в глазах, натыкаясь на лавки и обжигая ладони о сыплющиеся сверху тлеющие лохмотья. Жар начал уже ощутимо припекать, грозя запечь нас до хрустящей корочки прямо так, не дожидаясь, пока мы задохнемся.