Падшие к небесам

Провожать её он не перестал, даже когда сошёл гололёд. Когда проклюнулась первая листва, она поймала себя на мысли, что опасность падения вроде бы давно миновала, и поняла по его глазам, что он думает о том же. Тогда он взял её за руку первый раз не из соображений безопасности. Руки у него были очень крепкие, и было очень приятно чувствовать под своей ладонью его мозоли. Вскоре она не удержалась и провела по ним большим пальцем, отсчитывая наращенным ногтем каждый бугорок. Скоро она решится и покрасит ногти в более вызывающий цвет, а пока хватит и телесного с блестками, а так же самого факта, что они у неё почти на сантиметр длиннее обычного.

Но что-то в нём всё равно не давало ей покоя. Она не знала, крылась ли причина в его стихийных появлениях, звонках с непонятных номеров за полночь, всё настойчивее проскальзывающих попытках прокатить её на машине. Скорее все эти факторы тревожили её во главе с ещё одним – он никогда не провожал её до дверей, а всегда отпочковывался в разных направлениях за несколько кварталов от её дома. Она ясно дала ему понять, что он ей нравится, но такими методами он ни на что кроме дружбы может не рассчитывать. Марьям восхищалась своим отцом за то, что он никогда не давил на неё в таких делах, и она не собиралась злоупотреблять этим доверием.

Вскоре он неожиданно исчез из её жизни. Марьям который день возвращалась через парк одна, осознавая как привыкла к нему, даже, несмотря на его непонятные намерения. Она прокручивала в голове их последний разговор, стараясь вспомнить, не была ли он слишком резка с ним, и, зайдя за ворота, не заметила стоящего в их дворе мужчину. Высокий брюнет с длинным руками и седой прядью в зачёсанной набок челке о чем-то говорил с её отцом. Вскоре гость объяснил Марьям, чего от неё на самом деле хочет Молчаливый Боб.

71

Сдав русский на «отлично» Марьям, как и обещала отцу, закрыла выпускной год на все пятёрки. Но главный экзамен ей предстоял со дня на день. Молчун Боб уже успел предстать ей в исхудавшем обличии, выстрадывая последние куплеты своей песни. Она думала, что самым трудным будет заставить себя вдохнуть его допинг, но куда труднее было отыгрывать сожаление, изображая готовность принять вместе с ним его муки.

Очень скоро она заметила, что начинает вживаться в свой образ, и подумывала об актёрском факультете, как одном из возможных путей, на который ей предстоит встать по ту сторону школы. Как ей признался однажды этот псих, он тоже когда-то хотел стать актёром, но не проучился и двух лет. Марьям начинало казаться, что он раскрыл её игру, но встречи продолжились. Как оказалось, это был просто очередной гимн по утраченным возможностям, который он любил заводить в накуренном состоянии. Тогда она успокоилась и окончательно вжилась в свою роль.

Единственное, что продолжало не давать ей покоя – это Гурамово зелье. Эффект от него наводил на Марьям ужас, и она не понимала, как те девочки позволяли ему пичкать их этим. Но, главным образом, её пугала резкая потеря контроля над своим телом, который ей очень понадобится, когда они окажутся там наверху. Отец знал, как быстро привести её в чувство, когда она возвращалась домой за полночь, но там отца уже не будет. Они уже начинали ненароком проезжать новую 18-этажку. Марьям, все свои годы прожившая не выше трёх метров над землей, представить не могла, что люди могут загнать себя так высоко. Наконец он попросил у Марьям денег, и она поняла, что пошла финишная неделя.

В этот день он был запредельно ласков и хрупок. Как поняла Марьям, очутившись с Гурамом на заднем сиденье машины, тот даже слишком перестарался. Не мыть бороду несколько дней, дабы подчеркнуть всю тяжесть своих страданий, было не обязательно. Она слушала, как он прогонял ей какую-то дичь про другие реальности вкупе с манихейскими пробросами о злющем мире и истых самураях, по своей воле покидающих его на пике. Под конец она даже не сдержала смех, но успокоила его, списав всё на приход, и прошептала заветное – «Куда бы ты не пошел, ты не отправишься туда без меня».

Когда он, сверкая ягодицами, полез к рулю, Марьям ещё более утвердилась в своих актерских задатках. Когда её пробрал смех, она подумала, что придурок начнёт её душить или что-то вроде того, появится Адиль, выкинет его из машины и всё закончится. Выручил её тот факт, что по большому счёту она и вправду смеялась от того, что выкурила слишком много. Поэтому она отдалась этому приступу полностью, но вспомнила лица девочек, фотографии которых ей показывал Адиль, и поняла, что не может всё испортить, какой бы нелепой ей не казалась метафизика этого придурка.

Несмотря на свои высохшие телеса, придурок сохранил свою силу и допёр ей почти до последнего этажа. Но подняться на самый верх, как она поняла, силёнок ему всё-таки не хватило. И тут настала пора ей волноваться по-настоящему, потому как Адиль сказал, что поднимет он её на самый верх.