Падшие мальчики

В теле проснулась память о боли, вырвалась из укромных уголков, из порезов и струпьев, чтобы вцепиться в него еще сильнее. У боли было имя — Напье, а у того — ножи, молотки, скальпели и колючая проволока.

Сконцентрируйся.

Смотри.

Он сгорал от желания узнать, что перед ним. Это была бы маленькая победа — задача, которую он решил. Никто, даже Напье, не мог лишить его этого удовольствия. Каким бы незначительным оно ни было, оно принадлежало только ему.

Белизна постепенно обретала форму, мгла рассеивалась, а вместе с ней исчезали воспоминания о лучших временах. Когда Брайан понял, что видит, то захотел, чтобы тьма вновь поглотила его. Это была маска. Радость.

Глава 40

Мужчина, назвавшийся Гаем Напье, вышел из-под лестницы в белой маске, держа мачете в руках. Он продемонстрировал его, словно мим, и прошел по комнате, напевая:

— Как же больно, поверьте, как страшно признать…

Он пританцовывал, как сгорающий от нетерпения ребенок. Все его спокойствие испарилось. Казалось, мужчина не в состоянии говорить осмысленно, произносить слова вроде «порядочный».

Нет, в этом человеке бурлила энергия, возбуждение — тревожное и почти сексуальное. Нечто неподконтрольное.

Маршалл смотрел, как дрожит и подергивается тело Напье.

Слушал, как он причмокивает под маской.

Напье казался человеком, который мог стать оратором или работать в офисе — сидеть за компьютером, управлять подчиненными. Человеком, в которого можно было влюбиться и который мог стать отцом. Но он им не был. Никогда.

В оболочке, которая звалась Гаем Напье, что-то пульсировало. Ужас. Демон, ублажающий себя во тьме. Монахиня с задранным одеянием и дробовиком в вагине. Абсолютный кошмар.

— Время стерло мой Эндсвилль — в самом сердце США.

Мачете рассекло воздух и погрузилось в шею Брайана. Хрусть.

Маршалл словно очнулся.

Гай дернул за рукоять, освободил лезвие.

Что-то завыло. Сирена.

Темная кровь брызнула в воздух, на пол, заляпала потолок. Несколько капель приземлились на лампочку, зашипели и задымились, погрузив половину комнаты в алый сумрак. Напье вновь рубанул по шее Брайана — голова упала с плеч на колени, а затем скатилась на бетон.

Стена онемения, защищавшая Маршалла от кошмара, рухнула.

В голове раздались слова Гая.

(Вот бы мне его годы!)

Маршалл следил за судорогами парня и понимал, что за судьба ждет его. Совсем скоро.

(Ты будешь кричать, как другие.)

Он бился в путах, пока тело не начало гореть, кричал, но из распахнутого рта не вылетало ни звука. Слюна бежала по его губам и капала на грудь.

Напье поднял голову Брайана. Взвесил ее, покачав в руках, словно покупатель, изучающий мясо, и со всей силы швырнул на пол. Послышался омерзительный хруст — Напье потянулся за ней и застыл.

— О черт, спина, — сказал он. — Годы берут свое.

Но все же он поднял голову, сунул руку в рассеченное горло, дернул и вытащил наружу окровавленный комок плоти:

— Фу-у.

Маршалл хотел зажмуриться, но не смог. Внутренний голос сказал ему, что он должен это увидеть, чтобы подготовиться. Это совсем не кино.

Напье погрузил руку в шею и просунул под кожу на нижней челюсти Брайана, открывая и закрывая ее, словно кукольник.

— Пусть шар-баба танцует со мной, этот город мне больше не дом.

Напье вальсировал среди теней и разноцветных бликов витражных стекол. Он обогнул Маршалла, заключив его в кровавое кольцо, забрызгав алым его бедра. Кровь оказалась холодной. Маршалл удивился: он думал, что она будет теплой.

Это потому, что Брайан умирал уже очень давно.

Маршалл лишился чувств.

Глава 41

Солнце сияло в небе, купая в лучах Джеймсбридж — почти город-призрак. Дома и машины мерцали в жарком мареве, поднимавшемся от асфальта. Маршалл шел по улице, ладонью прикрывая глаза от яркого солнечного света. Он понял, что в городе нет ничего целого или завершенного: ремонт бросили, знаки «Закрыто» на витринах некоторых магазинов соседствовали со «Скоро откроется». Постоянным здесь оставалось лишь солнце и тени, которые оно отбрасывало. Включая его собственную.

За Комби-Ченс-Кресцент — заброшенный скотный двор. Пропыленная детская площадка у мэрии. Дома как лица мертвых детей с открытыми ртами. Город казался пустым и вялым. Магия, которой он обладал в детстве Маршалла, во сне исчезла. Даже витрина видеопроката, благодаря которому он влюбился в кино, оказалась заколоченной и увитой лозами.

Маршалл моргнул и перенесся в другую часть города.

Он оказался перед свалкой: разбитые грузовики, горы досок. Ветровые стекла в грязи. Он часто играл здесь со своими друзьями, хотя ему и запрещали.

«Это опасно, — говорили родители. — Повсюду стекло. Змеи. Пауки». Но детям было все равно. Приключения того стоили.

Он снова моргнул.