Падшие в небеса.1937

Тишина. Опять тишина. Энкавэдэшник обвел взглядом толпу испуганных зэков. Люди старались не смотреть на человека в полушубке. Они опускали глаза. Великан зло хмыкнул и, тяжело вздохнув, толкнул ногой еще одно мертвое тело:

– Значит, не хотим опознавать. Так, сейчас проведем общую проверку! Общую! И каждому станет тошно! Каждому! А ну! Последний раз спрашиваю, кто знает этого жмурика!

Павел закусил губу. Он непроизвольно взглянул на лежащего у ног энкавэдэшника мертвого человека и опять кошмар – это был Оболенский!!! Да, это был Оболенский! Петр Иванович! Это был он! Павел дернулся и хотел выскочить из строя, броситься к человеку в белом полушубке. И кричать, кричать во все горло: «рядом стоит убийца»! Убийца, человек который выдает себя за другого! Человек, который ради свободы убил двух людей! Броситься и просить, молить, чтобы его, этого бывшего палача, тоже убили! Но Клюфт не сдвинулся с места. Он остался в строю. Будто что-то невидимое держало его. Кто-то заставлял его молчать! Павел прикусил губу. Он почувствовал, как слезы катятся по его небритым щекам и подбородку. Он плакал, плакал беззвучно и бессильно. Плакал и понимал: «Я ничтожество! Господи, я ничтожество, которое хочет жить! Господи, я ничтожество, которое так хочет жить! Господи, прости меня! Я хочу жить! Я так хочу жить!»

– Гражданин майор, это Оболенский, Петр Иванович… – прозвучал низкий голос.

Над толпой пронесся гул облегчения. Никто из зэков не хотел общей проверки. Никто! И вот оно, спасение – труп опознали. Павел не знал, что это такое – «общая проверка», но понял, это что-то очень страшное, чего боится большинство обитателей барака!

Опознавшим труп Оболенского вновь оказался Фельдман. Он с удивительно спокойным лицом смотрел на человека в грязно-белом полушубке. Громила оценил его дерзость и, покачав головой, весьма добродушным тоном сказал:

– Опять ты, ладно, Абрикосов, ладно. Что-то подозрительно много ты знаешь?! Очень много, займутся тобой. Ладно, посмотрим, что ты за гусь! Оболенский, говоришь? – великан кивнул своему помощнику.

Тот рылся в списках. Просматривая бумаги, офицер старался как можно быстрее найти нужную фамилию. Правда, это ему удалось не сразу. Больше минуты он разбирался в записях. Наконец радостно воскликнул:

– Товарищ майор, он с последнего этапа! Он из тех, вот вечером привели которых. Спец-литерный этап… Оболенский Петр Иванович… есть такой. Бывший офицер, судя по маркировке, ярый враг советской власти! Его поэтому в первый список и включили. Мы ведь дела, сами понимаете, по черте впихиваем… товарищ майор…

Великан кивнул головой и удовлетворенно пробасил:

– А, контра белогвардейская! Так повезло! А повезло, что сдох! Сам сдох! Хорошо хоть пулю на него не тратить! Ну и третий! Третий, судя по всему, это, это… как там его? – «чудовище» посмотрело на помощника.

Офицер, кивая, словно цирковая лошадь, поддакнул:

– Клифт, Клифт Павел Сергеевич…

– Во-во… Клифт! Значит, судя по всему, это и есть Клифт! Так, кто-нибудь знает, это Клифт? – великан вновь сурово посмотрел на строй.

Зэки потупили глаза в пол. Павел напрягся. Он понял: это то мгновение, которое все и решит. Все! И Фельдман! Этот проклятый человек Фельдман! Он, словно издеваясь, смотрел, нет, пялился на Павла! Буравил его своими подлыми и злыми глазами! Клюфт зажмурился. Он задержал дыхание. Сердце яростно барабанило в груди. Удары в виски! Как кувалда! Ухали! И тут крик. Страшный и протяжный. Он раздался неожиданно. Павел непроизвольно открыл глаза. Дико блажил один из зэков. Один из тех, кого вывели из строя. Мужчина, упав на колени, бился головой об пол и полз, как нелепое и неведомое пресмыкающееся, к ногам великана в белом полушубке. Он полз, наводя на здоровяка ужас.

«Чудовище» начало пятиться назад…

– А-а-а!.. Пощадите! Аааа!.. Пощадите! Я не хочу умирать! Аааа! Я не хочу умирать! – ревел в истерике зэк! – Не надо меня расстреливать! Нет! Я не виноват! А! Нет! Я не виноват! – человек все полз и полз, оставляя черный, мокрый след на грязном земляном полу.

– Спокойней! – испуганно заорал здоровяк в полушубке.

Солдаты схватили паникера и поволокли к выходу. Зэк почти не сопротивлялся. Он обессилено повис на руках конвоиров и не двигался. Его ноги волочились по полу, как две палки, обмотанные тряпкой. Человек что-то кричал, но этот крик уже был почти не слышен. Так, только стенания. Всхлипы мольбы и причитания. Остальные зэки, чьи фамилии были названы, с ужасом смотрели на это зрелище. Они, онемевшие и парализованные, стояли и не могли пошевелиться.

«Чудовище» в полушубке гаркнуло что есть мочи: