Падшие в небеса.1937

…Клюфт открыл глаза. Камера озарилась светом. В проеме двери стоял надзиратель. Но это был не старик. Молодой тюремщик. Сбоку с нар встал человек. Его смуглое лицо с раскосыми глазами было невозмутимо. Было видно – он ничему не удивляется. Арестант быстро надел ботинки и подбежал к выходу. В глубине коридора раздался еще один окрик.

– Лицом к стене! Стоять!

И вновь хлопок железной двери. Тишина. Полумрак. Павел приподнял голову. «Это был сон! Иоиль вновь появился во сне! Да и как он тут мог оказаться?!» – подумал с облегчением Клюфт и смахнул со лба холодный пот. В этот момент сверху показалась всклоченная голова. Сосед прошептал:

– Суки, пятый раз на допрос за ночь. Сломается хакас. Явно сломается, хотя держится молодцом!

– А за что этого хакаса? Что его так часто допрашивают? – поинтересовался Павел.

– Да хрен его знает. Говорят, он шпион. Мол, на Японию работал. Он прокурором в районе был. Там, мол, в Хакасии сажал невиновных. И вот попался. Держал, мол, какого-то бедолагу в тюрьме. Тот написал письмо в крайком партии. Оказался коммунистом со стажем. И вот хакаса повязали. Теперь из прокурора превратился в арестанта. Чудны дела твои, Господи!

– А ну замолчите оба! Мне неохота под утро, чтобы вот камеру подняли! Дайте спать! – раздался зловещий шепот с боковой шконки.

Павел и сосед сверху испуганно откинулись на свои места. Клюфт вздохнул и, дотянув одеяло до подбородка, положил руки сверху. Показалось, что прошла всего минута. И опять дикий окрик! Надзиратель бил ключами по железу и орал:

– Подъем! Оправляться! Оправляться! Парашу к выносу!

Только теперь Клюфт рассмотрел своих сокамерников, четверых мужчин. Все были разного возраста. Тот, что спал сверху, оказался человеком средних лет, с рыжими кучерявыми волосами и голубыми глазами. Черные брови как-то неестественно торчали на его черепе. Сосед сбоку был высокий смуглый пятидесятилетний красавец. Его холеные черты лица говорили этот человек очень высокого самомнения и, скорее всего, со строптивым характером. Гладко выбритая кожа и аккуратно подстриженные усики над губой. Третий, ночной хакас, которого водили на допрос, низенький и кривоногий, выглядел ребенком. Хотя на вид ему было лет сорок. И наконец, четвертый узник был совсем старик. Седой, но плотно сбитый крепыш, с длинными и большими руками, яйцеобразной головой и длинным крючковатым носом. Но глаза у этого нелепо сложенного старика были грустные и добрые. Они излучали какой-то теплый свет.

Все сокамерники, убирая постели, старались друг на друга не смотреть. Надзиратель лениво наблюдал за утренней суетой и мотал на пальце связкой ключей. Подождав минуту, он прикрикнул:

– Эй, на оправку. И учтите: бумагу на самокрутку не пускать! Если положено на очко, пускайте на очко!

Тут возмутился хакас. Он презрительно спросил:

– Гражданин начальник, как это? А если я на очко не хочу? Что я должен ее просто выбросить?

– Эй! Ты, морда узкоглазая! Ты мне тут поговори! Сказано на очко, значит на очко! И все! Если замечу: закурковал на самокрутку – все, на оправку завтра не пойдешь! Понял?! Если ты такой у нас терпеливый, срать сутки не будешь!

Хакас сразу сник. Спорить не стал. А Павел вдруг почувствовал, что очень хочет курить и кушать. Чувство голода резало по желудку острой бритвой. Губы просили хоть какой-то влаги. Но еще сильнее хотелось затянуться папиросой. Клюфт понял – это начало мучений. Нужно усмирять свои потребности.

Надзиратель прикрикнул:

– Так, новенький, вон твоя параша сегодня!

Павел догадался – эти слова относятся к нему. Он покосился в угол. Там стоял большой железный бачок литров на десять, закрытый крышкой. Клюфт сообразил: вынести парашу – дело ответственное, и отказаться от этой участи не может, а вернее, не имеет право никто! Сокамерники сочувственно покосились на Павла и вытянулись в одну шеренгу возле нар. Клюфт вздохнул и взял бачок. Тонкая ручка впилась в ладонь. Параша оказалась почти до краев наполненной мочой. От запаха тошнило, и кружилась голова. Павел сглотнул слюну. Рвотный рефлекс пытался вывернуть наружу его внутренности. Но Клюфт сдержался. Идти по коридору с переполненным мочой бачком непросто. Надзиратель то и дело подгонял. Тюремщик орал и пугал весь путь до туалета:

– Если, сука, прольешь, будешь языком вылизывать! Языком, мразь! Только каплю увижу на полу, знай: вместо тряпки половой у меня работать целый день будешь!

Поэтому Павел испытал настоящее облегчение, когда вылил чужую мочу в унитаз.

В камеру Клюфт вернулся немного обрадованный: первое испытание он выдержал. Не сплоховал! Хотя, как он видел, некоторым обитателям тюрьмы это не удалось. Когда они бежали по коридору, кто-то из арестантов все-таки уронил бачок с парашей. Два надзирателя орали как ненормальные. Слышались отборные маты и удары. Человека били и возили по полу. «Радует, что бьют другого! Радует, что бьют не тебя! И это есть счастье по-тюремному? Вот во что я превращаюсь? В животное? В забитое животное?» – с грустью подумал Павел.