– Ну что, Петр Ильич. Вот тот человек. Вы же хотели его видеть? Вот я вам предоставил шанс. Вот вам и «очная ставка». Говорите, что вы хотели мне про него сказать? Что? Но учтите, наш разговор носит характер официального. Это «очная ставка». Все показания будут занесены в протокол.
– Да-да, я понимаю. Я все понимаю. И все расскажу. Пишите. Можете писать. – И тут Петр Ильич поднял глаза и посмотрел на Павла.
Это был странный взгляд. Взгляд человека, который просил помощь. И в то же время это был взгляд, который показывал: ты должен меня слушать. Слушать и подчиняться.
Маленький обмакнул перо и начал быстро писать. Он временами поднимал голову, как художник, рисующий портрет, смотрел то на Смирнова, то на Клюфта. Он смотрел и что-то подмечал для себя. Затем вновь строчил на бумаге. Наконец, отложил перо и протянул лист протокола Смирнову:
– Вот, прочитайте и можете затем делать свое заявление.
Смирнов бегло взглянул на бумагу и, тяжело вздохнув, небрежно подмахнул на листе свою роспись. Он черкнул и бросил перо на стол. Вновь посмотрел на Павла и тихо заказал:
– Я обещал вам поведать, откуда взялась идея с той статьей. И почему именно Клюфт ее написал?
– Ну, вы так сами говорили… – Андрон покосился на Клюфта.
Павел напрягся. Он смотрел на Смирнова и ждал. И тот произнес:
– Я сам дал команду написать эту статью. Более того, я сам подсказал этому человеку, в какой именно главе взять цитату из библии. И, почему именно эти слова должны прозвучать. Эти слова были своеобразным кодом-отчетом, так сказать, о нашей работе перед представителями немецкой разведки.
Павел закрыл глаза. Боль и обида?! Нет! Эти чувства почему-то не заполнили его грудь. Хотя Павел ждал, но все было не так. На допросе с Самойловой Клюфт действительно чувствовал и боль и обиду! Или на том собрании, где говорил о нем всякую чушь его бывший друг Димка Митрофанов, он был обижен! Ему было больно! А сейчас?! Нет, некое разочарование и все! Да и разочарование лишь в том, что еще один человек смирился со своей судьбой, и говорит неправду, чтобы выжить! Чтобы хоть ненадолго обрести покой. Он пытался выгородить Павла. Но как? И какой ценой?!
– Павел все прекрасно понимал. И он спрашивал меня, почему это нужно. Он даже пытался отказаться от статьи. Но я на него надавил. Извините. И я, конечно, признаю, что Павел Клюфт попал под мое воздействие. Признаю. И вот тут в присутствии следователя, вас, гражданин лейтенант, хочу попросить у Павла прощения и посоветовать ему тоже, как и я, встать на путь исправления. Осознать вину! Признаться и попытаться завоевать доверие. Исправить ошибку и завоевать доверие. Стать человеком, который действительно достоин, жить в этой прекрасной стране! В этом рабоче-крестьянском государстве! – Смирнов словно выступал на трибуне.
На собрании! Но это говорил не он! Даже интонация насквозь пронизана фальшью! Павел чувствовал это! Он понимал: Смирнов хочет, чтобы он «это услышал»! Он хочет, чтобы Павел понял: «Я говорю ложь, но это сигнал тебе! Это должно тебе помочь! Послушай меня! И подыграй мне!» Клюфт улыбнулся. Он смотрел в глаза Петра Ильича и кивал головой. Маленький заметил, что арестованные откровенно переглядываются и тут же заволновался:
– Все?! Это все, что вы хотели сказать? А?
– Да! Это все, что я хотел сказать, – вздохнул Смирнов.
– Так, выходит, Клюфт писал статью по вашему приказу и по вашему распоряжению?! И вы ему указали ту главу в библии, на которую нужно сослаться?
– Да, указал…
– Ну, хорошо, а книга? Где книга-то? Вы давали ему книгу?
Смирнов занервничал. Вопрос застал его врасплох.
– Книга… хм, книга… Книга, да я ему показывал книгу… библию-то есть… но вот где она? Честно говоря, я не помню. Как-то все в суете. Наверное, у меня в кабинете… разве ее там при обыске не нашли? – встревоженно и робко спросил Смирнов.
Маленький кивнул головой. Он понял, что поймал арестованного на лжи:
– Нет, не нашли.
– Ну, гражданин следователь, я право не знаю…
– Хорошо. А та глава. Та глава. Ну, из которой вы заставили Павла написать цитаты, вы помните ее? Почему именно она? Почему? Что вы имели в виду? Что хотели вы добиться теми словами? А?
Смирнов опустил голову. Затем посмотрел на Павла. Клюфт осознал, что главный редактор попал в ловушку. Он не запомнил тех роковых слов в статье. Статье, которая стала приговором и ему, и Смирнову. Павел вздохнул и громко сказал:
– А, почему вы ничего у меня не спрашиваете? А? Гражданин следователь?
Маленький достал папиросу. Подкурив, задул спичку и неохотно ответил:
– До вас еще дойдет очередь, арестованный Клюфт…