Падшие в небеса. 1937

– Вы скажите мне, Павел, а когда она вас завербовала?

– Что? – не понял Клюфт.

Поляков наклонился к нему совсем близко. Лицом к лицу. И, пыхнув табаком в глаза, повторил:

– Эта бухаринская сучка, она вас учила вот так держаться на допросах?

– Не понял? – выдавил из себя вновь Павел.

– Все ты понял! – Поляков выпрямился и отошел от Клюфта.

Он вернулся на свое место и, сняв со спинки стула китель, медленно надел его. Павел напряженно курил, не зная, куда сбросить пепел. Он потихоньку стряхивал его в ладонь.

Поляков размеренно застегнул ремень. Портупею. Достал из кобуры свой «ТТ». Передернул затвор, дослав патрон в патронник.

– Вы знаете, Клюфт, какая вот удивительная штука этот пистолет. Вообще оружие. Раз! И нет человека! Раз – и нет жизни! – майор направил ствол на Павла и, прищурив один глаз, нацелился ему в лоб.

– А как вы думаете, за какое время долетит пуля до вашего лба?

– Что? – опешил Клюфт.

– Ну, сколько времени потребуется пуле долететь до вашего черепа? – ехидно переспросил майор.

– Ну, не знаю. Нисколько, мгновенно… – ответил Клюфт.

Он с вызывающим хладнокровием смотрел на этого человека, который метился в него. Нет, страха не было. Ненависть, одна ненависть и презрение. «Стрелять? Нет, он не будет стрелять. Он боится. Он испугается стрелять. Да и зачем ему это делать? Мараться? Нет, это не его удел», – подумал Павел.

– Нет, вы не правы, Павел. Вы не правы! – с издевкой в голосе сказал майор. – Есть время. Пусть и маленькое. Пуля будет лететь до вашего черепа долю секунды. Сотые, тысячные, не важно, но пройдет время. Это для нас, людей, это мгновение, а для какого-нибудь комара, у которого продолжительность жизни всего сутки, это много. Как целый день для нас, людей. Представьте, его сутки – это сто лет. А значит, и секунда – это много. Вот. Так что все относительно.

– Я не понимаю вас. Не понимаю, – Павел отвел глаза.

– Все вы прекрасно понимаете. И отказались кушать, я вижу, прекрасно все поняли. Почему? Вас кто-то учил? Кто? Она?

– Кто «она»? На кого вы все намекаете?

Майор тяжело вздохнул и, убрав пистолет в кобуру, прошел к своему рабочему столу. Он стоял в углу. Там же сейф, большой, массивный, и шкаф с книгами, в основном, как показалось Павлу по обложкам, это были полные собрания сочинений Маркса, Ленина и Сталина. Большой портрет вождя с трубкой во рту висел традиционно на стене за креслом. Кстати, оно тоже большое, из темного дерева, с резными ручками и оббитой кожей спинкой.

– Ладно, хватит, Клюфт, хватит. Все закончено. Все.

– Что «все»?

– Все! – Поляков опустился в кресло. – Раз вы не хотите есть, обед закончился. Садитесь вон на тот стул! – скомандовал жестко и властно Поляков.

Он, медленно надел пенсне и кивнул на одиноко стоящий посредине кабинета стул. Высокая спинка. И жесткое деревянное сиденье. Опять эта картина – «стул-эшафот».

Поляков достал папку с уголовным делом. Листая страницы, он читал протоколы. Павел медленно примостился на жесткое седалище, сжимая потухший окурок в кулаке. Он так и не решился его засунуть в карман, чтобы докурить в камере.

– Вы давно работаете на нее? – спросил совсем грубо Поляков.

Он явно преобразился. Из добродушного и гостеприимного хозяина вновь превратился в жесткого и властного следователя. Металл в голосе и небрежные взгляды сквозь стекла на носу.

– На кого? Вы о чем?

– Все, хватит. Я вас сюда пригласил не любезничать. Хватит. И так поговорили мирно. Вы думаете, у меня железное терпение?

– Нет, но я думал, вы хотели меня сами обедом угостить.

– Вижу, вы разговорились. Ну что ж, это хорошо. Пусть это будет хорошим началом в нашем сегодняшнем официальном разговоре. Допросе, а верее, «очной ставке». Вы когда-нибудь, раньше участвовали в «очной ставке»?

– Кто, я? Откуда? – удивился Павел.

– Ну, так, мало ли что… Ладно. Хватит, мне надоело. Итак, гражданин Клюфт, сейчас с вами будут проведены следственные действия, от которых будет зависеть ваша дальнейшая судьба. Если вы пойдете следствию навстречу, то, возможно, у суда будут причины смягчить вам наказание. Если же нет, пеняйте на себя.

– Мне даже не предъявили никакие обвинения. Только слова. И вообще, мое дело же вел другой следователь. Фамилия у него такая странная. Маленький, что ли. Лейтенант. Он же вел дело. Почему вы? – спросил Клюфт.

– Что?!! – завизжал Поляков.

Он покраснел и налился кровью. Вскочил с кресла и, схватив массивное пресс-папье, запустил им в Павла. Тот уклонился. Чугунная болванка просвистела рядом с ухом и ударилась в стену.

– А ну сядь на край стула! Сядь на край стула, скотина! – орал Поляков.

Павел медленно подвинулся и сразу почувствовал, как острые углы сиденья впились ему в ягодицы. Кровь перестала поступать в ноги.

– Сиди и молчи! Ты тут никто! Мое дело говорить, твое – отвечать! Понятно?! – немного спокойнее сказал Поляков.

Он опустился на стул. Испуганные криком начальника сержанты вышли из-за ширмы и встали по стойке «смирно».

Покосившись на них, Поляков рявкнул:

– А ну, что встали, ведите! Ведите эту сучку! Где там она?

– В соседнем кабинете!

– Давай ее сюда!