Падшие в небеса. 1997 год

— Люди говоришь?!!! — взвыл следователь. — А где, ты в нашей стране, видел людей?! У нас их нет! Послушная и оскотинившаяся толпа! Стадо, готовое на все! Идти куда ему прикажут! Делать, что ему прикажут! А главное не думать, что делают! Поэтому так и повелось, испокон веков у нас, человек ничто! Грязь и перхоть! Пыль и гниль! И эта пыль и гниль хочет быть такою! И нечего тут пенять на меня… или еще кого! Все хороши! У нас всегда государство было превыше всего! И ты мне тут эти воззвания декабристские брось! Наш народ и человек в частности понимает только кнут и плетку! Кнут и плетка — вот его радость! И ты не исключение! Прав был товарищ Сталин, когда вас интеллигентиков засраных по Сибири расселял! Ты Щукин, такая же мразь как и все поэтишки и писатели! И не корчи из себя гения невиновного! Лучше давай признавайся! «Он думает как я! Он думает, почти так же, как я? Но между нами разница! Есть разница! Огромная разница, но он думает так же, как я! Страшно, почему он так думает? Он думает так, что бы оправдать себя, свои поступки, потому что ему так удобно думать. Он так и думает? А я, почему так думаю? Я?!!! Я хочу, что бы что-то изменилось! Что бы окружающие люди это услышали и изменились! Я думаю плохо о людях, что бы они изменились, специально думаю плохо, что бы потом ошибиться, обязательно ошибиться в своих мыслях и убеждениях, вот почему я так плохо думаю о людях, о своем народе! Что бы ошибиться и быть счастливым, что и ошибся, что думаешь плохо! А он?! Он думает так, потому, так убежден, что он не ошибается и все так есть на самом деле! Люди мрази и подлецы и нет ничего хорошего! Он, думает так на самом деле. И мы оба с ним думаем одинаково, но с совершенно разными целями! Страшно!!! Этот мерзкий человек думает, как я и от этого страшно. Я не хочу думать, так как он, а точнее я не хочу, что бы он думал, так как я! Как угодно, но не так! Он, ломает своими мыслями и рассуждениями, надежду на то, что люди хорошие! Нет, он не должен так думать, он не имеет права так думать! Ведь тогда, правда, становиться обвинительным приговором! Нет, правда не может быть обвинительным приговором! Она должна быть спасением, она должна быть горькой правдой, что бы потом стать хорошей новостью! Должна! Она должна помочь людям перестать быть такими! А он?! Он говорит обвинительный приговор! Он говорит окончательный приговор! Нет, он не имеет правда так думать, думать, как я!» — Вилор зажмурился от мыслей. Ему стало противно и больно, он вспомнил слова Лидии, тогда на пикнике… «Если ты считаешь себя, русским человеком и частью этого самого народа, то почему же ты так не любишь этот самый русский народ?» — слова Лидии звучали эхом в голове. «Это какой-то фарс! Русский человек садится в тюрьму и к нему приходят вот такие мысли?! Вот такие слова, звучат у него в голове?! Он не думает про свою судьбу, а вдруг задумывается о глобальном? О судьбе русского народа?! О судьбе своей страны?! Мне, что больше думать не о чем?! Тут в тюрьме, в этих вонючих камерах, русский человек начинает думать о высоком! И ведь не я один вот так,… почему, что за странность?! Лидия… Лидия, даже ее образ и то! Опять пафос! Что за страна?! Что за народ?! Если я его часть, то мы все сумасшедшие? Нет, мы не можем быть все сумасшедшими, и не будем… потому, как среди нас, есть люди со здравым рассудком и железной логикой и они,… они, такие как Нелюбкин! Как он! Дзержинские и Ягоды, Ульяновы и Ежовы! Нет!»

— Тебе что, плохо? — донесся голос следователя. Нелюбкин стоял и смотрел на Щукина, который с низко опущенной головой, был похож на пьяницу, задремавшего в парке на лавочке.

— Эй! Щукин, кончай тут придуриваться! Что жмуришься?! Вилор словно очнулся от мыслей и презрительно посмотрел на Нелюбкина, в его глазах он увидел растерянность.

— Не смейте мне говорить тут такие слова! Вы ничтожество, которое возомнило себя царем жизни! Королем ситуации! Цезарем подлости! Но и к вам, придет все тоже — самое, что вы делаете со своими жертвами! Придет обязательно! — зло процедил сквозь зубы Вилор.

— Что?!! Что ты мне тут лепечешь?! Я пришел к тебе, в свое личное время, договориться по-хорошему, а ты?! Ты, не хочешь мне, говорить то, что надо! То, что обязан сказать! — возмутился Нелюбкин. Его лицо стало злым, одна щека дергалась о напряжения. Следователь схватил Щукина за ворот рубахи и тряс, как нашкодившего ученика.