Падшие в небеса. 1997 год

— Если хотите вот прочитаю,… девушка, что ко мне приходила. Я, если честно сказать сейчас, о ней думаю,… стыдно мне перед ней и как-то жалко ее. Но говорить я буду не об этом. Когда то лет десять назад я случайно был в Магадане. И вот случайно написал стихи про этот город. Я тогда даже не подозревал, что стихи для меня станут актуальными через десять лет. Вот и сейчас я вспоминаю ту поездку и те строки, они как будто, пусть это громко звучит, но очень пророчески сказались на моей судьбе. Вот, что я написал про тот северный город: Там где солнце встает на востоке, Раздвигая нависший туман, Там людские сдвигаются сроки — Из тумана глядит Магадан Он ушел из двадцатого века И состарился не по годам. Он всегда унижал человека, Магадан, Магадан, Магадан… Ты российская скорбь и отрава. И в тебе навека воронье. Здесь могилы и слева и справа. Нет понятие здесь про жнивьё. Пусть ты город на дальнем восходе. И не так уже страшен туман. Пусть воскреснула правда в народе. Но тебя не забыть Магадан.

Вилор дочитал стихи, повисла тишина, какая-то напряженная и неожиданно глубокая тишина. Казалось, в камере никто не шевелился. Были слышны (так, по крайней мере, показалось Вилору) шаги в коридоре, как течет вода по трубам.

Щукин не ждал в это мгновение никакой реакции. Он вообще не хотел звуков, он был наслажден лишь тем, что его просто слушали. Но, то, что произошло дальше, поразило его! Они хлопали. Как-то откровенно и добродушно хлопали в ладоши! Нет, они выражали так свои чувства вовсе не из-за какого-то стадного инстинкта. Нет, они так искренно ответили на его творческий порыв. Когда аплодисменты умолкли, кто-то из сокамерников сказал:

— Поэт! Ты главное так убедительно на суде говори! Правда пробьется, вот увидишь! Правда не может не пробиться! Саша Канский хлопнул по столу кулаком и уважительно добавил:

— Знаешь, я стихи с детства любил, любил, но признаваться в этом никогда не торопился. Как-то это было, не модно, что ли у нас во дворе. Лучше конечно было на гитаре побрынькать и блатные песни петь, но вот я честно тебе говорю, стихи просто любил. У меня у деда была большая библиотека. Так вот я там и Маршака читал, и Маяковского, как не странно,… и Есенина. Но вот потом, потом вот не довелось. Сначала первая ходка потом вторая по малолетке. Эх, и пошло и поехало… А, тут,…тут ты молодец поэт. Молодец и давай Вилор тяжело вздохнул и зажмурился… «А может еще ничего и не потеряно? А может жизнь еще и не кончается? Может, может еще есть место надежде? Любви?» — мысли крадучись как то виновато крутились в голове.

* * *

— Вы говорите мне страшные вещи. Вы говорите мне о мщении. А это грех! Большой грех! — отец Андрей говорил сурово и тихо. Он стоял перед алтарем и крестился. Рядом напряженно дышал Клюфт, он смотрел, то на лицо священника, то на святые лики над лампадами. Открытые лица и добрые глаза… Есть ли ответ… «Почему они допускают зло? Почему они так долго допускают его властвование? Так долго,… тысячи лет властвования зла. Борьба добра и зла длится с переменным успехом! Но неизменно, зло проигрывая, вновь возрождается и становится сильным? Почему они допускают это? Почему? Зло непобедимо и вечно? Добро хочет, что бы зло было рядом? Почему? Зачем? Добро без зла будет незаметным? Невидимым? Нет! Нет! Они, они этого не хотят! Но почему они допускают зло? Почему?…» — Клюфт непроизвольно зажмурился от мыслей. С икон на него смотрели открытые лица и добрые глаза… Тишина… Только потрескивают воском свечки в подставках. Полумрак церковного дома немного пугает. Это словно предчувствие перед каким-то страшным судом, после которого тебя непременно осудят…

— Батюшка! А как вы думаете, почему добро никак не может победить зло? Вы же думали об этом? А батюшка? Как вы думаете? Только не говорите, что я неожиданно вам задал этот вопрос. Вы наверняка думали об этом! Думали и не раз… Отец Андрей молчал. Это было не просто молчание от испуга или растерянности. Павел Сергеевич понял, священник собирается с мыслями. Стоит и думает, как ответить. Пауза затянулась. Клюфт вновь пришлось слушать лишь потрескивание тоненьких свечей в подставках у икон. Наконец он ответил. Как-то осторожно. Скрипящим голосом тихо сказал:

— Понимаешь, сын мой, не все так просто, как ты даже себе представляешь. Ты хоть и прожил долгую жизнь и видел много, и главное видел много зла, но вот видишь,… на этот вопрос не нашел ответа.

— А вы?!..

— И я,… я пытался найти. Но не знаю, нашел или нет. Я только могу сказать свое мнение. Но оно лишь мое. Зло частенько одерживает победу потому, что в нем есть заинтересованность людей.

— Как это?!

— Да так, сын мой, так, вот например люди объединяются, что бы совершить зло.

Но они собираются совершить его, вовсе не просто так, что оно зло. А потому, что у каждого за злом, стоит личная выгода. Понимаешь?! Совершил зло… и что-то себе во время жизни своей грешной наземной,… получил. Квартиру, деньги, дачу, машину! Или жену чужую! Вот так! И таких людей, к сожалению, на грешной земле много!