Падшие в небеса. 1997 год

Маленький тяжело вздохнул. Он немного устал от эмоциональной речи. Он уселся в большое кресло напротив дочки и немного растерянно посмотрел на ее скомканную фигурку. Ему вдруг стало ее жалко. Вика сжалась, как осенний листок, сморщилась и поджав под себя ноги, выглядела совсем одинокой и беззащитной. Леонид закрыл глаза и массажировал лоб ладошками, затем грустно и ласково спросил:

— А на кого, на кого ты хочешь учиться? Вика покосилась на отца. Она виновато смотрела на родителя и молча сопела, не спеша с ответом.

— Я не слышу дочка, на кого?! Сейчас юристы, более нужны! Я уже со всем договорился! Я уже сделал так, что ты пойдешь не на второй курс, а уж сразу на третий! Чего уж год терять то? А потом у меня есть хорошая адвокатская конторка, там тебя возьмут на стажировку, натаскают. А ты, опять. Ну, на кого ты хочешь? А? Дочь?

— Пап, я уже тебе говорила…

— Нет, дочь. Того разговора не было. Так не будет! Ты пойдешь либо на юриста, либо уж на финансиста! Или в крайнем случаи на психолога! И все! больше пока в стране нет никаких перспективных профессий! Вика хмыкнула носом и тихо, но упрямо возразила:

— Я сказала тебе. Я хочу учиться на актрису в институте театра и кино. Или туда или никуда! Маленький молчал. Вика видела, как в напряжении заходили его желваки. Леонид не открывая глаз, откинулся назад на спинку кресла, вытянув ноги, вяло и как-то жалобно пробубнил:

— Дочь, налей мне там, коньяка хорошего! Вика удивленно посмотрела на отца:

— Пап, ты же вроде не пьешь? Вообще! Маленький обречено махнул рукой:

— С тобой тут будешь трезвенником?! Налей! Вика соскочила с кресла и бросилась к бару, что стоял в углу огромной гостиной. Она так хотела сейчас угодить. Вика знала, раз отец, так резко сменил тон, он не злится, а лишь переживает. Он расстроен и хочет по душам поговорить. Он хочет общения. Простого человеческого общения. Леонид сидел, потягивая, из толстопузого бокала, темный, похожий цветом на кофе, коньяк. Он внимательно смотрел на дочь. Она ежилась и виновато, словно собачонка, улыбалась. Леонид тяжело вздохнул, подняв посудину вверх, попытался рассмотреть коньяк в свете люстры. Он встряхнул бокал, сощурившись, разочаровано опустил его, припал к стелу губами. Вика ждала. Она не хотела его торопить. Она знала, это бессмысленно вызовет только раздражение. Пусть созреет сам! И он созрел, тихо сказал:

— Понимаешь дочь! Человек вообще не всегда занимается тем, чем хочет! Он вообще занимается черт, знает чем, но не любимым делом! И лишь единицы могут и имеют право заниматься тем, чем хотят! Тем, что приносит им удовлетворение! Но это очень редко происходит! Очень редко! Понимаешь, дочь! — глаза у Леонида заблестели. Алкоголь слегка расслабил напряжение голоса. Он повысил тембр.

— В нашей стране вообще с этим проблема! Тем боле сейчас! Нам, нашему быдлу, не нужны: ни художники, ни актрисы, нам нужны юристы и финансисты! Нам нужны те, кто делает деньги! Потому, как наша нация сошла с ума! Она хочет зарабатывать бабки! Просто и цинично! Причем нередко ничего не делая! Зарабатывать бабки и тратить их! И большинству плевать, как?! Как их зарабатывать?! И выжить в этом страшном стаде очень трудно! Идти против этого полчища жадных и чванливых баранов очень трудно! Очень! Поэтому и приходится двигаться в этом потоке, подгоняя этих самых баранов, что бы они тебя ненароком не затоптали!

— Но это ведь не правильно папа! Так ведь не должно быть! — на глаза Вики навернулись слезы.

— Да дочь, да! Но, ни я, ни ты, не в силах повернуть это стадо! С этим нам придется смириться! И смирятся! Думаешь, мне, дипломированному радиоинженеру, охота заниматься всем этим? Да нет! Но, что я буду делать по своей специальности?! Быть нищим! Спиваться? Уморить себя и тебя? Потому как, наше государство маленьким и честным, подобным радиоинженерам, ничего и дать не может!!! Потому что нашему сраному государству вообще наплевать на меленького человека! Потому, что у нас, человек это пылинка! Пыль под ногами! Понимаешь Вика?!!! Пыль!!! Вот поэтому, моя девочка, я и хочу, что бы ты, стала: или юристом, или финансистом! Что бы ты смогла эту пыль, когда надо собирать, на совок, а не сама, в конце концов, оказаться под чьей-то метлой! Вика заплакала. Она плакала почти беззвучно. Лишь плечи слегка дергались от рыданий, да горячие слезы катились, обжигая щеки.

— Дочь, пойми. Мы живем в стране негодяев! Где каждый должен сам не произвольно стать негодяем! А иначе другие негодяи попросту его сожрут! Поэтому дочь я прошу тебя стать юристом! Прошу!

— Нет, пап, ты просишь стать меня негодяем, вернее негодяйкой! Леонид тяжело вздохнул, махнув рукой, грустно ответил: