Падшие в небеса. 1997

– Ты это,… ты внимательно почитай Архипелаг Гулаг, как книжку почитай, не как пособие по методам дознания. Почитай и выводы сделай. Может, правда человеком станешь, я надеюсь… Солженицын писал это, чтоб народ наш грешный, больше никогда такое не творил, что бы стыдно ему было, чтобы страшно ему стало. Писал, писал, а толку, как я вижу никакого. Поэтому и прошу тебя Мухин, почитай архипелаг внимательно…

* * *

И вновь пустота и одиночество.

Они приходят и тянут, тянут человека в пропасть. Они делают все, чтобы человек стремился к смерти.

Желал ее!

Думал о ней!

Ужасно, но думать о смерти, когда ты одинок не так уж страшно,… а порой даже приятно. Ведь смерть видится, как избавление от пустоты.

Одиночество коварно…

Оно заставляет человека считать, что он никому не нужен, что он один, что он лишний…

Павел Сергеевич Клюфт сидел перед телевизором в темной комнате. Голубой экран лениво мигая, загадочно светился, как окно в потусторонний виртуальный мир. Мир, выдуманный и пустой, мир, где эмоции слишком призрачны, а боль человека выглядит как гениальная игра актеров.

Клюфт ждал вечернего выпуска новостей. А точнее раздела криминальной хроники. Ему хотелось услышать, расскажут или нет журналисты о его трагедии, об убийстве Лидии, в котором обвинили его самого близкого и родного человека.

Пустая темная квартира, лишь тени и отблески фар проезжающих по улице машин временами скользят по стенам.

Пустота, пустота помещения, как внутренняя опустошенность.

Квартира тоже чувствует одиночество, квартира тоже страдает от одиночества.

Клюфт нажал кнопку на пульте и переключил программу. На экране появилась миловидная девушка, которая что-то эмоционально рассказывала. Затем замелькали кадры, какого-то репортажа.

Павел Сергеевич не слушал, ему сейчас было все равно, что происходит в городе, в стране, в мире, во вселенной.

Слишком далеко все это было сейчас, слишком далеко…

«Радоваться жизни, хм, какие странные слова, я уже и забыл, что такое… радоваться жизни,… а ведь это синонимы – жизнь и радость. Счастливы те, кто действительно может так поступать, так делать! Радоваться жизни! Человек всю свою жизнь не понимает значения этих слов. Лишь в исключительных случаях, когда он висит на волосок от смерти, человек на короткое время может действительно испытывать радость. Радость от жизни, а потом,… потом он забывает это. Мы так и живем, думая о будущем, думая, что в дальнейшем нам всем будет только лучше. И ориентиры видны. И планы поставлены. И начинается, мечтание о будущем… Вот я женюсь и буду счастлив. Вот я закончу, институт и буду счастлив,… вот я заработаю много денег и буду счастлив,… вот моя дочь выйдет замуж и она, а значит и, я буду счастлив. Вот, ко мне привезут внуков, и я буду счастлив. Все эти, мечты потом лопаются, как мыльные пузыри. Это иллюзия! Оказывается, что человек был счастлив тогда, именно в прошлом,… именно когда он был еще не женат, беден и не имел образования. Потому, как старость ломает иллюзию счастливого будущего. Оно коверкает идею о будущем счастье, переворачивая ее во временном пространстве. Назад, назад в прошлое! Вот, там, как оказывается, я действительно, был счастлив,… так, на старости лет думает человек. Я был молод, полон сил и идей, планов и амбиций, вот тогда я был счастлив! А сейчас думает человек, что на старости хорошего со мной произойдет? Ничего! А если еще и одиночество, то… к ужасу становится понятно, что вся жизнь – это лишь пустота. Пустота иллюзий о будущем счастье, и тогда человека неизбежно посещает мысль о бессмысленности жизни. А значит, а значит, нужна ли она вообще? Какой мрачный вывод на старости лет. Кто-то от таких мыслей умирает…, и все говорят: он сгорел от одиночества… Как я прожил свою жизнь? Правильно? Бездарно? Виноват ли в этом я? Или виноваты окружающие меня люди? Я, старик так и не могу понять. Действительно ли человек хозяин своей судьбы? Или… или все предрешено сверху, или все запланировано и некуда от пунктов этого плана не деться, придется выполнять…» – Клюфт рассуждал медленно, словно понимая, что торопиться сейчас нет смысла.

Куда торопиться старику, который находится перед финишной чертой своей жизни?

Павел Сергеевич закрыл глаза.

Ему сейчас не хватало его, этого загадочного человека, его совета.

Признаться, в этом?

«А почему бы нет? Он часть моей жизни, пусть и не совсем реальная, но часть, он никогда мне не причинил зла, как бы я с ним не ругался, и он. в конце-то концов всегда оказывался прав, как бы я этому не сопротивлялся. Почему бы мне не признаться самому себе, что я скучаю без него, а вернее нуждаюсь в нем, почему не признаться? Нет, конечно, признаться. Да я в сущности и признался уже в этом».

Клюфт напряг память. Он попытался вспомнить черты лица Иоиля.

Его глаза, его губы. Как он говорил. Какой у него голос.

Странно, но Иоиль почему-то показался ему родным и очень близким человеком.

Клюфт, вздохнул.

– Я видно стал совсем близок к краю жизни, – сказал он негромко вслух.

– Слушай Клюфт, ты вроде все понял, и мы не должны уже встречаться. Но, ты опять за свое.