Падший

— Ну да, они. Орден Храма, основанный во времена Первого Крестового похода, и спустя несколько столетий показательно “расформированный” французским королём, с показательными же, как требовала мода того времени, казнями. Коль уж вам любопытно, то на самом деле, тамплиеры просто узнали о нашем присутствии в мире. Начали действовать, и первым решением их было сделать так, чтобы для всего остального мира их самих больше не существовало. Толковый ход, стоит признать. На первое время. Но о чём бишь я… А! Совсем заговорился… Как я уже сказал, вашей настоящей задачей было найти для нас базу тамплиеров. Показать её изнутри как только возможно обширней, чтобы мы, объединив усилия с Аседия и, возможно, Гула, ударили бы по ним в нужный момент. Но вы сделали значительно больше, юноша! И потому ответственно заявляю: с этого самого момента Семья Супербиа не имеет претензий к Александру Зорину! Звучит, верно? Но это ведь не всё… Хотелось бы и от себя добавить хоть что-то. Как от преподавателя, пусть и не прямого, нашей с вами общей знакомой. Ксении.

Я должен был напрячься. Ну точно же должен! Но вместо этого только лениво отхлебнул из бокала, ощущая никогда не надоедающий кайф. И это был нифига не гипноз. Не-е-е-т… Слова Разумовского тонюсенькими скользкими змейками вползали в уши, пробирались в мозг и становились моими же собственными мыслями. Никто в целом мире не смог бы спорить с этим демоном! Никто!

И, встретившись с ним взглядом, я вдруг чётко осознал, что понять мне это Разумовский только что позволил.

— Ксения дорога мне, поверьте, молодой человек. Даже в свете её очевидной принадлежности к людям безусловно одарённым, она уникальна в своём роде. Для меня. И потому я даю вам выбор, - он заговорил медленней, и каждое его следующее слово отпечатывалось у меня в мозгу. - Либо она навсегда забывает вас, что, при определённом окончании этого славного вечера, в будущем избавит девочку от многих бед. Либо… мы продолжаем жить нашу интересную жизнь как она есть. В любом случае, юноша, Ксения останется под моей опекой.

Что-то кольнуло, наконец. Совесть? Злость? Непонятно. Одно я понял наверняка - Разумовский отпустил меня. Зачем-то дав этот странный выбор, он вернул мне полную ясность мысли.

И первое, что я услышал внутри себя, была мысль, что Ксенос моя. Кто моя, почему вдруг моя, что ей от меня хорошего - всё это пошло в чёрту. Я наотрез отказался принимать мысль, что моя Ксю может вдруг позабыть меня. Нет. Да и зачем? Раз уж сам Разумовский готов дать ей защиту, пусть всё останется, как есть. А дальше, на что бы ни намекал демонюга, я стану только сильнее и уже сам обеспечу безопасность единственного родного человека, оставшегося мне из прошлой, нормальной жизни.

— М-м-м… Полностью с вами согласен, юноша. Тем более, что здоровый эгоизм должен быть присущ каждому мужчине! Ну что ж, значит решено, - абсолютно не стесняясь, опять прочитал меня Разумовский и вздохнул, как бы собираясь подвести итог нашего разговора. - Перед тем, как к нам присоединятся, я хочу, чтобы вы, юноша, кое-что узнали. Орден ведь отработал на вас козырь. Не догадываетесь, почему? А я скажу вам. Это случилось ровно по той же причине, по которой вас вообще пустили вглубь базы. Провидцы не сумели вас классифицировать, юноша, вот в чём соль. Вы белой крови, это так. Но… иначе. Вы гомункул, уж простите мне сие вульгарное определение. Эдакое промежуточное состояние между занятой оболочкой и пустой. Что, если верить некоторым источникам, позволяет вам нарушать кое-какие условности.

Его слова больше не действовали на меня так, как минуту назад, и я просто слушал. Почему-то подумалось, что именно в этот момент молчание было лучшим из возможных решений.

— Обычно подобные вам личности не живут долго. Пресловутый год, всё верно, юноша. Но виной тому ведь не вдруг порушившееся здоровье, отнюдь. Виной тому вопиющий факт владения Именами, владеть которыми вам никто не позволял.

Едва он договорил, пульсация двух Имён внутри оборвалась. Только одно продолжило источать ритмично белый свет. Первое.

Я ощутил его приближение как, наверное, ощущают неизбежность. Он шёл небыстро, и люди, сами того не замечая, ускользали с его пути, словно бы вытесненные невидимой аурой. Однажды я уже видел его: одетый в плотную в клёпках кожу и тёртую джинсу, широченные плечи, мощные руки, немалый рост. И густая, белая, наискось срезанная борода.

— Измаил! - Разумовский стукнул тростью как-то громко, словно бы под ногами у нас был не мягкий ковролин, а мрамор.

Я постарался выглядеть собранным и спокойным. Медленно поднёс к губам бокал, чтобы отпить Пламени, но он оказался пуст. Твою мать, вот о каком завершении вечера твердил театрал! Вот и всё, что ли? Конец?.. И даже никакого года?..