Падший ангел

Впрочем, он написал аббату, благодарил за советы и удивлялся его чувствительности — все это юмористически округленными фразами и с вольнодумными остротами, которые имели лишь тот результат, что аббат изорвал письмо в клочья и пустил их по ветру. И поскольку фидалгу должен был на следующей неделе приехать в Башту и отправиться в Педрасу за ключами, аббат поспешил предупредить его, что ключи будут находиться в доме приходского священника. На пошлые фразы он никак не отреагировал. Аббат сам был весьма знатного рода, на других дворян смотрел как на ровню, а фидалгу из Ажилде не считал исключением, поднимавшимся над обычным уровнем людей, недостойных его уважения.

Аббата теперь заботили крестины сына Томазии. Он дал ему свое имя, имя его деда-аптекаря и фамилию бабки с материнской стороны. Так ребенка стали звать Алвару Афонсу да Гранжа.

По настоянию кума, мать младенца присутствовала при этой церемонии и затем отправилась к нему вместе с его сестрой, ставшей крестной ребенку. Эта сеньора говорила, что пока не будет доказано, что именно женщины соблазняют мужчин, следует проявлять снисходительность к соблазненным дамам. Сама она уже успела полюбить, оплакать свою любовь и поседеть к двадцати пяти годам. Несчастная страсть Томазии вызывала у нее такое сочувствие, что сестра аббата часто посещала ее и приглашала в Педрасу.

* * *

Ставший женихом Вашку хотел забрать драгоценности матери, продать усадьбу в Ланьозу и право аренды в Фелгейраше. Нужно было ехать.

В Ажилде он появился в ненастную ночь. Приходский священник передал ему ключи от комодов и бюро. Управляющий встречал хозяина на лестничной площадке, держа в руке слабо светивший фонарь, — казалось, что это гранитная статуя, которая освещает вход в огромный склеп. Когда он вошел в прихожую, то был неприятно удивлен. В этой обширной комнате за гобеленами завывали сильные порывы ветра.

— Зажгите свечи! — недовольно воскликнул Вашку. — А что со служанками?

— Моя жена хворает…

— А другие?

— Когда госпожа уехала, они тоже ушли, — ответил управляющий.

— А кто будет мне прислуживать?

— Если бы ваше превосходительство сообщили, что собираетесь приехать, я бы нанял служанок. Но сеньор викарий только вечером предупредил меня. Завтра все устроится.

Переходя из комнаты в комнату, Вашку добрался до своей спальни. При входе он споткнулся о какой-то предмет.

— Что это? Посветите, Антониу!

Это оказалась колыбель красного дерева, подвешенная на колонках под балдахином и задернутая муслиновым пологом. Вашку сам прислал ее из Лиссабона, как только туда приехал, пообещав, что он будет первым, кто станет качать в ней младенца. Несколько мгновений он смотрел на колыбель и вспоминал… но он не сумел бы сказать о чем. Возможно, он просто слушал свист ветра, который казался ему каким-то концертным завываньем.

Вашку вошел в спальню, зажег свечи в канделябрах и закрыл дверь. Он бросился на постель. Рядом с кроватью, на которой он простерся, стояла скамеечка, где фидалгу заметил бумагу, чернильницу и два вскрытых письма. Одно из них было последним из написанных им Томазии, а другое — на двух листах — первым, в котором он клялся душою матери, что Томазия — первая и вечная любовь его жизни. Несколько минут он, казалось, был поглощен созерцанием пламени свечей и сжимал в пальцах оба письма. На его лице читалась досада. Он поднялся с жестом отвращения, словно смахивая рукой то, что сжимало его лоб. Потом открыл ящики черного бюро с металлическими накладками и достал шкатулку с драгоценностями, на позолоченной крышке которой был выпукло изображен родовой герб. В углублениях гербового щита лежали два кольца с мелкими бриллиантами — его подарок Томазии. Вашку одно мгновение смотрел на них, затем открыл шкатулку и присоединил кольца к другим драгоценностям, даже не взглянув на них. Он окинул взором комнату. На деревянных вешалках остались два платья Томазии. Ее гардероб был необычайно скромен. Поскольку дочь аптекаря не покидала дом с тех пор, как вошла в него, и до того момента, как оставила его навсегда, она отказывалась от ненужных нарядов. Томазия забрала с собой лишь платья, которые передал ей помощник аптекаря после того, как ее отец уехал из Ажилде.

Возможно, читатель спросит меня, отер ли Вашку Перейра Маррамаке хотя бы три или две слезинки?