Читаем Падший ангел полностью

Падший ангел

— Это коляска одного бразильца, который приехал в Бон-Жезуш неделю назад. Еще вчера я видел его в этой коляске рядом с церковью Богоматери в Белом. Он очень похож на брата вашего превосходительства.

— На братца Эйтора?

— Да, моя сеньора, особенно когда тот вернулся из Африки шесть лет тому назад.

Мария неосознанно дернула за поводья своего осла и, глядя на дворецкого, медленно произнесла:

— Значит, он похож на братца Эйтора?

— Как две капли воды. Такое случается, сеньора.

Она была очень взволнована. Приблизившись к коляске, она увидела, как дверца открывается изнутри и оттуда выходит Алвару.

Она издала восклицание и попыталась вырваться из рук, которые поддерживали ее, когда она спешивалась.

— Я вижу, что моя сестра радостно принимает поддержку от своих братьев, только когда они бедно одеты! — говорил он, улыбаясь. — Не окажете ли вы мне любезность продолжить поездку в моем экипаже?

Пьедаде спустилась на землю, оперлась на его руку и села в коляску. В волнении она выронила на соболью полость белый платок, в который аккуратно был завязан тяжелый сверток. Алвару поднял его и задержал в своих руках, видя, как она торопится забрать его себе.

— Что это? Давайте посмотрим, сестрица Пьедаде. Мне кажется, что то, что здесь завернуто, должно подтвердить смысл вашего имени — ведь «Пьедаде» означает «Сострадание», а здесь я вижу братское сострадание. Вы привезли вспомоществование больному и нищему брату, не так ли?..

— Я подумала, что… — пролепетала Мария.

— Подумали, что сейчас больше не сочиняют романов о богачах, притворяющихся бедняками? Вы правы, сестрица Пьедаде, я — живое опровержение всех правил. А теперь позвольте, я рассмотрю все эти вещицы, которые принадлежат мне, — и он начал развязывать уголки платка.

— Не надо… — заговорила она, — не смотрите… прошу вас…

— Я не буду смотреть, но сохраню их. Они принадлежат мне. Если у меня есть какая-нибудь ценность, которая наполняет мне душу, то вот она. Пьедаде, взгляните, взгляните на меня. Вам не кажется, что я лучше выгляжу? Видите, что такое счастье?! У меня не болит грудь, меня больше не лихорадит, и я даже чувствую — простите мне эту прозаическую прямоту — чувствую желание пообедать… Я здоров! Хотите, я расскажу вам обо всем, что сложилось в моем сознании, в моей совести и в моем сердце? Неделю назад я вошел сюда, не имея веры, и во всем этом видел лишь насмешку несчастья. Теперь я ощущаю себя верующим. Мне нужна молитва… Когда я опущусь на колени перед образом Христа, вы ведь будете рядом со мной, правда? Просите Его, чтобы Он даровал мне здоровье, чтобы Он сохранил мне жизнь, и я смог бы любить вас, моя любимая сестра. Просите Его со слезами, как плачу я…

И, рыдая, он спрятал лицо в платок, в который были завязаны драгоценности Марии да Пьедаде.

Когда они вышли из коляски во дворе гостиницы в Боа-Виште, к ним подошла дама, одетая в темное шелковое платье строгого покроя.

— Это моя мать, — сказал Алвару и, спустившись, поцеловал ей руку.

* * *

Если бы вместо Бога не существовало ничего, то и это Ничто растрогалось бы при виде слез, проливаемых с верой.

Когда Мария да Пьедаде и мать Алвару простерлись у Христова креста, к ним вернулся румянец. Они просили о здоровье сына и брата, прижимаясь к ногам Искупителя.

Алвару выздоровел.

Спас ли его счастливый случай? Была ли то братская любовь, безграничная и святейшая любовь, которая освободила его от мыслей о смерти и наполнила жизненными силами, которые слепая наука не признает за чудом и приписывает тайне?

Я, нищий духом, осмеливаюсь мысленно подняться к Богу и не особенно принимаю в расчет медицину, когда мне объясняют, благодаря какому физиологическому процессу спасся больной, которого врачи уверенно объявили умирающим.

На драгоценности Марии да Пьедаде Алвару Афонсу да Гранжа выкупил усадьбы, которые виконт Ажилде заложил в Ипотечном банке. Пьедаде принесла эти усадьбы в дар отцу с условием, что ей будет позволено проводить каждые полгода в Лиссабоне вместе с братцем Алвару. Томазия зовет ее своей дочерью, а дона Леонор де Машкареньяш, когда говорит об Алвару, именует его «бастардом».^{382} Виконт Ажилде больше так и не встретился с дочерью аптекаря. Но если однажды он сможет ускользнуть от бдительного ока своей супруги, он, несомненно, преклонит колени перед Томазией, чтобы поведать ей о своих печальных воспоминаниях и облегчить груз стыда и угрызений совести.

Сан-Мигел-де-Сейде, 25 сентября 1876 года.