Падший клинок

— Ничего удивительного, после твоих объявлений.

Для всех грамотных развесили специальные обращения. Остальные просили прочитать вслух или собирали сплетни в тавернах.

«Раб, мужчина, невыразимой красоты, с редчайшей молочно-белой кожей, не выносящей солнечного света, будет продан в полночь ближайшего вторника. Единственные торги дня. Кредит не предоставляется».

— Ты знаешь, что он обучен убивать?

Исак поморщился.

— Правда? Такое умение удвоит цену для половины собравшихся и уполовинит для остальных. Надо подумать, стоит ли упоминать об этом.

На всякий случай Исак решил промолчать.

Он забрал юношу у сэра Ричарда, отвел на помост и сдернул с него остатки дублета.

— Вы должны видеть товар, — заявил Исак. — Вот он.

Торговец поворачивал полуголого юношу, давая толпе возможность как следует разглядеть его. Потом поднес поближе лампу и осветил белоснежную кожу, изящную фигуру и странные серебристые волосы.

— Торги начинаются с пяти сотен золотых дукатов.

Начальную цену встретили пораженным молчанием. Некоторые участники мысленно пересматривали свой предел. Другие, осознав, что этот аукцион для них слишком дорог, все же решали остаться и посмотреть.

— Здесь, — мужчина чуть поднял руку.

Именно от него Исак ждал первой заявки. Торговец шелком из Александрии. Он не мог позволить себе такую покупку, но был известен как заядлый участник торгов.

— Пять сотен, кто больше?

Поднялась рука, мужчина кивнул, дернулась еще одна, затем еще и еще. Кто-то получил по носу. Когда безумие закончилось, цена составляла пятнадцать сотен золотых дукатов. Александрийский купец с сожалением покачал головой. Льстецы выражали ему сочувствие или восхищались мудрым решением вовремя остановиться.

У купца денежные затруднения, и ему нужны деньги в долг. Если люди увидят, как он предлагает золото за одного раба, он без труда получит кредит. Ведь человек с денежными затруднениями не будет делать таких высоких заявок, верно?

Исак улыбнулся. Так уж повелось на свете.

— Пятнадцать сотен, кто больше?

Какой-то торговец боролся с конкурентом и отступил после двух тысяч. Его противник накинул еще две сотни, но потом тоже сдался. Следующую заявку сделал рыцарь-крестоносец. Потом вскинула руку женщина. Она только появилась и сразу включилась в торги. Исак запоминал тех, кто уже делал заявки. Он легко вычислил горстку людей, которые дожидались начала серьезных торгов.

Но уж эту женщину с вьющимися каштановыми волосами, симпатичным личиком и полной грудью он бы точно не забыл.

Предыдущий участник торгов обернулся, чтобы понять, с кем ему придется бороться. Но женщина уже опустила руку. По всей видимости, ее смутило внимание окружающих.

— Ваша заявка, мой господин.

Он обращался к обычному рыцарю, но чем сильнее подчеркивать важность участников, тем выше будут заявки. Однако мужчина торговался не для себя. Ни у одного крестоносца, принявшего обеты целомудрия, бедности и милосердия, не может быть столько денег. В противном случае его клятвы недорого стоят.

— Три тысячи золотых дукатов.

Толпа восхищенно ахнула. Поднять ставку сразу до трех тысяч! На такие деньги можно снарядить галеру. Снарядить галеру или набрать в бордель самых красивых рабынь. Или даже купить небольшой дворец.

— Четыре тысячи, — заявила молодая женщина.

Крестоносец повернулся и уставился на нее. Она покраснела. Посмотрела в пол, потом подняла глаза и встретилась с разъяренным взглядом крестоносца. Покраснела еще сильнее, но не сняла заявку.

— Мой господин, ваша заявка?

Люди вокруг рыцаря затаили дыхание.

С чего бы кому-то платить такие деньги за одного раба? Исак знал: сейчас все закончится. Это видно по лицу рыцаря. Либо он дошел до предельной суммы, на которую был уполномочен, либо покупал для себя. Судя по его ярости, верно второе. Похоже, он достиг дна своего запретного кошелька.

— Четыре с половиной тысячи дукатов.

Интересно, понимает ли женщина, что она перебивала собственную заявку? Исак взглянул на рыцаря, тот отрицательно покачал головой.

Раб тоже качал головой. Он смотрел на женщину и недоверчиво качал головой все время, пока она шла к помосту и своей покупке.

Женщина оттолкнула Исака и, подобрав с земли грязное одеяло, накинула его на плечи раба, прикрывая обнаженное тело. Она явно старалась не смотреть на голого юношу.

— Госпожа моя! А господин Атило знает?

Женщина мотнула головой.

— Как вы здесь оказались? И почему вы не дома?

— Где мой дом? — у нее на глаза навернулись слезы. — Отец не желает меня видеть. Остаться в особняке иль Маурос мне не позволили, а в особняке Дукале мое тело и состояние будут отданы на милость регента.

— А Пьетро? — спросил юноша.

Женщина казалась озадаченной.

— Новый ученик.

— В Венеции, в безопасности вместе с Амелией и Якопо. Уж им-то разрешили остаться в доме господина Атило, — она говорила достаточно громко, к утру ее слова разнесутся по всему Лимасолу. Те, кто слышал, расскажут остальным. Хотя пересказы будут далеки от истины, в чем бы она ни заключалась. Исак понятия не имел, кто эта женщина, но что-то здесь неладно.