Падший враг (ЛП)

Она закатывает глаза.

— Можешь хотя бы притвориться терпимым?

— Можешь притвориться, что я тебе нравлюсь? — Я стреляю в ответ.

Она задыхается.

— Конечно, ты мне нравишься. Иначе зачем мне быть с тобой?

— Я мог бы придумать тридцать три миллиона причин. — Это мой собственный капитал до моего предстоящего наследства.

— Боже, ты грубиян. Моя мать была права на счет тебя. — Она захлопывает стеклянную дверь перед моим носом.

Я кладу книгу на стол, переключая внимание на пару на балконе. Они все еще занимаются этим, беззаботно целуясь. Он наматывает ее волосы на кулак, натягивает, поднимает ее лицо и крепко целует. Их языки эротично переплетаются. Она гладит его по щекам и ухмыляется, проводя верхними зубами по его нижней губе. Мой член снова напрягается. Она полностью принадлежит ему, я могу сказать, и эта слепая уверенность в том, что она принадлежит ему, то, как комфортно она чувствует себя, принадлежа другому человеку, заставляет меня хотеть оттрахать ей мозги, просто чтобы доказать свою точку зрения.

Никто не принадлежит тебе, и ты никому не принадлежишь. Мы все просто падшие враги, пытающиеся выжить в этой вселенной.

Он проводит ртом по ее шее, обхватывает ее груди и подталкивает камешек к своим губам. Край ее розового соска торчит из платья. Когда его рот достигает ложбинки между ее сиськами, она опомнилась.

Она отталкивает его, тяжело дыша. Может быть, она знает, что у них есть аудитория. Если она ждет, пока я смущусь, ей лучше устроиться поудобнее, потому что этого не произойдет. Это они занимаются сухим сексом у всех на виду. Я просто мужчина, наслаждающийся своим претенциозным бокалом вина в ленивый летний день.

Стеклянная дверь снова открывается, и снова появляется Грейслин Лэнгстон, на этот раз в черном шифоновом платье с блестками. Кусок Akris, который я купил ей на следующий день после того, как она забралась обратно в мою постель в тысячный раз за это десятилетие.

Эта модель Грейслин, или, как я ее называю, Грейс. Трахни меня. Ударь меня. Ползи обратно ко мне. Она всегда удивляется, когда находит себя на моем пороге, вид задумчивый, а иногда и пьяный, и всегда униженный.

Впрочем, меня это никогда не удивляет.

Я пришел к тому, чтобы принять то, кем мы есть. Неблагополучная, испорченная пара, как и наши родители. За исключением физического насилия, может быть.

С годами я усовершенствовал искусство управления своей сводной сестрой. Использую ее взрывной характер в своих интересах.

Теперь я могу определить точный момент, когда Грейс собирается покинуть меня. Это всегда происходит, когда наши отношения начинают казаться настоящими и серьезными. Когда спасительный блеск от траха со сводным братом исчезает, и она остается с последствиями. С мужчиной, которого она презирает. С замкнутым, неразговорчивым монстром. Социальным изгоем, изгнанным из вежливого общества Уолл-стрит с двухлетним запретом на надзор за обвинения в инсайдерской торговле.

И вот, как швейцарские часы, в ту минуту, когда она отстраняется, я становлюсь далеким, недоступным; я стратегически замечаю женщин на улице. Таких женщин, которых она не одобряет. Тех, которые носят слишком много косметики и свои подержанные дизайнерские сумки со всей гордостью наследницы отеля.

Отлично работает. Грейс всегда возвращается. Она меня терпеть не может. Но еще больше она не может терпеть, когда у меня под рукой другая женщина.

— Застегни мне молнию, — требует она сейчас, покачивая бедрами и неторопливо направляясь ко мне. Она оборачивается, возвращаясь ко мне спиной. Каждый позвонок в ее позвоночнике ярко выражен. Ей удалось сохранить свое тело балерины еще долго после того, как она отказалась от мечты.

Я застегиваю ей молнию.

— Сколько людей сегодня вечером порадует нас своей посредственностью?

— Как обычно, слишком много. — Она говорит с невидимками во рту, заправляя последние пряди в прическу. — По крайней мере, они пригласили только двадцать лучших сотрудников и их помощников. Слава богу, ни одного надувного помощника шерифа.

Грейс не представляет меня как своего парня. Скорее, как своего сводного брата, хотя наши родители в разводе с тех пор, как мы оба поступили в колледж.

Но она все же представляет меня, потому что я хорошо известен в биржевой торговле. Боятся, уважают, но редко любят. Она знает мои рычаги, мою тягу. Я могу быть паршивой овцой в мире хедж-фондов, но я все равно знаю, как делать деньги, и людям на Уолл-стрит очень нравятся люди, которые знают, как это делать. Это их любимый трюк на вечеринках.

Мои пальцы задерживаются, когда я вижу шрам на ее верхней части спины. Тот, который напоминает мне, что с ней случилось. Что случилось со мной двадцать четыре года назад. Я провожу по нему подушечкой пальца. Ее тело покрывается мурашками, и она отстраняется, как будто я ударил ее.

— Это очень заметно? — Она возится с идеально застегнутым браслетом, прочищая горло.

— Нет, — лгу я, расстегивая молнию. Я останавливаюсь. Что-то приходит ко мне. Потребность прикоснуться губами к ее шраму. Успокоить ее. Я сопротивляюсь инстинкту. Вместо этого я говорю:

— Ну вот, Венера.