Пагубная любовь

— Жестокий вы человек, сеньор Жоан, — промолвил студент.

— Никакой я не жестокий, — отвечал кузнец, — неверно вы обо мне судите, сеньор фидалго; а суть в чем — не зря выдумано присловье: «Коли смерть так и так пришла, лучше, чтоб отца забрала: все же из нас двоих я помоложе». Что одного прикончить, что двоих. Взялся за гуж — не говори, что не дюж. Дело надобно до конца доделывать, не то и браться не стоит. Теперь у меня совесть спокойна. Судейские пускай себе ведут дознание, но коли дознаются, так не от этих двоих, что отправил я к дьяволу.

На мгновение Симан испытал ужас перед человекоубийцею и раскаяние при мысли, что связался с таким человеком.

VII

Рана Симана Ботельо оказалась достаточно каверзной и не сразу поддалась лечебной методе кузнеца, поднаторевшего в искусстве врачевания животных. Пуля прошила мышцы левой руки и, видимо, разорвала крупный кровеносный сосуд, ибо кровь было не остановить никакими средствами. Несколько часов спустя после ночной стычки студент свалился в жару, и кузнец приступил к лечению. Стремянный отправился обратно в Коимбру, где должен был распустить слух о том, что Симан Ботельо остался в Порто.

Жажда получить весточку от Терезы изводила нашего героя мучительнее, чем боль и боязнь потерять руку. Жоан да Круз был постоянно настороже, опасаясь, не заподозрили бы его и не затеяли бы дела. Крестьяне, ездившие в город торговать, на обратном пути рассказывали в один голос, что были обнаружены двое убитых и опознаны как слуги одного фидалго из Кастро-Дайре. Никто, однако же, не слышал, чтобы убийство вменялось в вину определенным лицам.

К вечеру того дня Симан получил от Терезы следующее письмо:

«Да поможет тебе бог добраться благополучно до жилища этих добрых людей. Не знаю, что готовится, но есть какая-то тайна, разгадать которую я не могу. Отец просидел все утро, запершись у себя вместе с кузеном; мне запрещено выходить из комнаты. Он приказал отобрать у меня чернильницу, но, к счастью, у меня была припасена еще одна. По воле Пречистой бедная старушка пришла ко мне под окно за милостыней, не то я бы не смогла оповестить ее, чтобы подождала, пока напишу тебе. Она мне что-то говорила, я не разобрала. Помянула про убитых слуг, но я недослышала... Твоя сестрица Рита машет мне рукою за окном твоей комнаты...

Твоя сестрица сказала мне только то, что слуг моего кузена нашли близ дороги убитыми. Теперь я все знаю. Чуть было не сказала ей, что ты здесь, да не успела. Отец поминутно выходит в коридор и шагает взад-вперед, очень громко вздыхая.

Любимый мой Симан, что с тобою?.. Не ранен ли ты? Неужели из-за меня тебе грозит смерть?

Напиши мне обо всем, что знаешь. Я молю Бога об одном, чтобы ты был жив. Беги отсюда; поезжай в Коимбру и жди, быть может, со временем наше положение улучшится. Верь мне, что я, несчастная, буду достойна твоей преданности... Вот старушка вернулась под окно, не хочу слишком ее задерживать... Я спросила ее, не поговаривают ли о тебе; говорит, нет. И да не попустит Бог».

В ответном письме Симан постарался успокоить Терезу. О ране упомянул вскользь, можно было подумать, что она и в лечении не нуждается. Обещал уехать в Коимбру, как только перестанет опасаться, что его отсутствие причинит Терезе страдания. Умолял оповестить его, как только ее отец захочет привести в исполнение угрозу и отправить дочь в монастырь.

Между тем Балтазар Коутиньо, будучи вызван к судейским властям, дабы содействовать начатому дознанию, показал, что убитые действительно служили у него в доме и сопровождали его самого и родных его в Визеу. Он добавил, что не знает, были ли у них недруги в этом городе, и ни против кого не питает и самомалейших подозрений.

Люди, жившие по соседству от места, где были обнаружены тела, могли лишь засвидетельствовать, что поздней ночью услышали два выстрела одновременно, а немного спустя — третий. Лишь один из соседей добавил подробность, которая, однако же, не пролила света на расследуемое дело, а именно заросли неподалеку от места преступления были частью повырублены. Вершители правосудия так и остались во мраке неведения.

Тадеу де Албукерке участвовал в покушении на жизнь Симана Ботельо. Он сам посоветовал убрать юношу, когда племянник донес ему, по какой причине Тереза так часто выбегала из залы в бальную ночь. И старый Албукерке, и молодой Коутиньо были заинтересованы в том, чтобы скрыть все улики, которые могли бы доказать их причастность к таинственному двойному убийству. Слуги не стоили отмщения, которое неизбежно поставило бы под угрозу доброе имя господ. Никаких доказательств, порочащих Симана Ботельо, у Албукерке и у Коутиньо не было. Оба предполагали, что теперь он на пути в Коимбру либо скрывается в доме у отца. Правда, они могли потешить себя надеждой, что юноша ранен и скончается вдали от места, где на него напали.