Что касается Терезы, Албукерке решил заточить ее в один из монастырей в Порто и выбрал Моншике, где настоятельницей была одна его близкая родственница. Отписал ей, прося подготовить кельи для Терезы, а также своему поверенному, дабы тот позаботился получить церковное разрешение. Но поскольку старик опасался, как бы чего не случилось за то время, что потребуется на получение разрешения, он решил поместить Терезу покуда в один из монастырей Визеу.
Тереза только успела прочесть и спрятать на груди ответ Симана, каждую строчку которого затвердила на память и который передала ей нищенка в сумерках, когда отец вошел к ней в комнату и приказал одеться. Девушка повиновалась, накинув плащ и взяв платок.
— Оденьтесь, как подобает вашему званию: вспомните, что вы покуда носите мои фамилии, — сказал сурово отец.
— Я думала, чтобы выйти вечером, незачем одеваться наряднее... — проговорила Тереза.
— А вы знаете, куда пойдете, сеньора?
— Не знаю, отец.
— Так вот одевайтесь и не перечьте.
— Но, отец, погодите немного.
— Слушаю.
— Если вы решили выдать меня за кузена...
— То — что?
— То я не пойду. Умру, и умру с радостью, но замуж за кузена не пойду.
— Он и сам того не хочет. Вы недостойны Балтазара Коутиньо, сеньора. Мужчина моей крови не возьмет в жены женщину, которая по ночам беседует в саду с любовниками. Одевайтесь живее, вы отправитесь в монастырь.
— Сейчас, отец. Об этом я и сама не раз просила.
— Без рассуждений. Одеваться, да поживей. Вас ждут кузины, они вас проводят.
Оставшись одна, Тереза залилась слезами и хотела написать Симану. Но кто передаст ему письмо в такую пору? Она помолилась перед алтарем Пречистой девы, которой давно уже поведала тайну своей любви, на коленях прося Богоматерь помочь ей и послать Симану сил перенести случившееся и сохранить верность, какие бы муки ни выпали ему на долю. Затем оделась, спрятав на груди сверточек, в котором были бумага, пузырек чернил и пачка писем Симана. Вышла из комнаты, бросив увлажненный слезами взгляд на образ Пречистой, и, увидев отца, попросила дозволения взять святой образ с собою.
— Там у вас будут другие, — отвечал тот. — Были бы вы столь же стыдливы, сколь набожны, выпала бы вам жизнь счастливее той, что вас ждет.
Одна из кузин, сестрица Балтазара, отозвала Терезу в сторону и прошептала:
— Кузиночка, ты еще можешь все уладить...
— Каким же образом? — осведомилась Тереза с деланной серьезностью.
— Скажи отцу, что решилась пойти замуж за братца Балтазара.
— Кузен сам не хочет, — отвечала Тереза с улыбкою.
— Кто тебе сказал, Тереза, душенька?
— Отец.
— Больше его слушай, братец с ума по тебе сходит. Хочешь, я с ним поговорю?
— Чего ради?
— Ради нашего общего счастья.
— Ты шутишь, кузина! — возразила Тереза. — Я выказала бы бессердечие, стань я твоею невесткой. Твой братец знает наверное, что я люблю другого. Я хотела бы жить ради него, но если кому-то угодно, чтобы я из-за него умерла, что ж, буду благословлять своих палачей. Можешь передать все это кузену Балтазару, да поспеши, как бы не позабыла.
— Что ж, идем? — проговорил старик.
— Я готова, отец.
Дверь монастырской привратницкой отворилась. Тереза вошла, не уронив ни слезинки. Поцеловала отцу руку, которую тот не решился отдернуть при монахинях. Приветливо попрощалась с кузинами; и, когда дверь закрылась, воскликнула, к великому изумлению монахинь:
— Я свободна как никогда. Свобода сердца важней всего на свете.
Монашки переглянулись, как будто слово «сердце» прозвучало еретически, кощунственно в дому господнем.
— Что вы говорите, менина? — вопросила настоятельница, разглядывая Терезу поверх очков и утирая нос после понюшки табака платком из Алкобасы[32]
.— Я сказала, что мне здесь хорошо, моя сеньора.
— Не говорите «моя сеньора», — прервала Терезу матушка письмоводительница.
— А как надобно?
— Говорите «наша матушка настоятельница».
— Так вот, наша матушка настоятельница, я сказала, что мне здесь очень хорошо.
— Но кто приходит в сии домы господни, тот не для того приходит, дабы ему здесь было хорошо, — изрекла наша матушка настоятельница.
— Не для того?! — переспросила Тереза с простодушным изумлением.
— Кто сюда приходит, менина, должен смириться духом и оставить за дверьми все страсти мирские. А то как же! Вот перед вами матушка наставница послушниц — она направляет их и наставляет.
Тереза не стала перечить: почтительно поклонилась матушке наставнице и последовала за настоятельницей. Наша матушка вошла к себе в покои и сказала Терезе, что та будет ее гостьей на все то время, покуда останется здесь; и добавила, что не знает, остановит ли отец выбор на этом монастыре или предпочтет другой.
— Не все ли равно, здесь или в другом месте, — проговорила Тереза.
— Как сказать. Ваш папенька, возможно, пожелает, менина, чтоб вы приняли пострижение в монастыре богатого ордена, у бенедиктинок или бернардинок.
— Пострижение! — воскликнула Тереза. — Но я не хочу быть монахиней ни здесь, ни в другом месте.
— Вы станете ею, сеньора, коль это угодно вашему отцу.
— Монахиней?! Никто не может меня принудить! — упорствовала Тереза.