Паиньки тоже бунтуют

Я схватилась за голову, упала в кресло. Он и вправду мной манипулировал. Я ведь прекрасно понимала Лешу, о чем он говорил. А он говорил о том, что Исаевы – и старшие, и Наталья – буквально душили своей заботой, они ее в глотку заталкивали – и друг другу, и тем, кого считали своими близкими. Но не это было самым неприятным. А то, что они все: и Наталья, и Никита Сергеевич, и Мария Ивановна – чувствовали себя при этом благодетелями. Как говорят психологи, они стояли «в позиции сверху». Они покровительствовали. В этом нет ничего плохого… если ты жалкое и слабое существо и нуждаешься в помощи.

В сущности, если проанализировать прошлое, все поступки и слова Исаевых, они принимали меня за несчастную, нищую, глупую, слабосильную бедняжку, которую надо опекать. То, что я принимала за заботу, было милостыней. Подаяние жалкой нищенке от богатых и добрых меценатов.

Вот почему в их присутствии я всегда чувствовала себя какой-то ущербной, что ли. И с Лешей они вели себя точно так же: опекали, считая, что помогают этому «анфан терриблю». И как, наверное, приятно при этом чувствовать себя благодетелем! Хорошим и правильным человеком!

– А что Наталья говорила обо мне за глаза? – спросила я. – Что я несчастная бедная девочка?

– Так ты знаешь?

– Догадалась, – мрачно пробормотала я. – Но, знаешь, это не самое страшное преступление. Это даже мило и… в чем-то выгодно. Только я не несчастная бедная девочка и никогда такой не была.

Я помолчала. Лешик все это время с ласковой улыбкой смотрел на меня. И я это прямо чувствовала – как ему нравится смотреть на меня.

– А ты знаешь… – наконец нашла я в себе силы продолжить. – Ты и правда должен уйти от Наташи, если чувствуешь, что губишь себя. Ты и пьешь все время, потому что… потому что алкоголь для тебя как лекарство, обезболивающее, как способ выключить себя из реальности. Как наркоз!

Леша подошел к креслу, в котором я сидела, и сам сел на пол, положив мне голову на колени. И почему-то я не смогла оттолкнуть его. Не сразу, сомневаясь, но я опустила свои руки на его голову, прикоснулась к его волосам. Мягким и упругим, упрямым. Увидела, как Леша улыбнулся. Ему нравилось, что я к нему прикасаюсь.

– Все равно я тебе не верю, – стараясь, чтобы мой голос не дрожал, строго произнесла я. – Я тебя понимаю, но я тебе не верю. Что за трансформация такая? Вчера меня ненавидел, а сегодня…

– И ты такая же. Ты – как я. Я с тобой могу говорить свободно. Могу и хочу. С Натальей… Ну я даже не знаю, о чем с ней говорить, вот честно. Такая мука общаться с ней.

– Она тебя любит.

– Да. И тебя она тоже любит. Но и что теперь, крест на себе ставить из-за этого? Раз меня любят, то я обязан любить в ответ? Да нет же, – с раздражением ответил Леша сам себе, обнял мои ноги.

– Давай вот без этого…

– Я не могу. Я бы тебя всю съел и выпил. Ты знаешь, я и раньше чувствовал, что схожу с ума по тебе, и потому ненавидел… А на Натальином дне рождения окончательно понял.

– Что ты понял?

– Что я живу совсем не так, как хочу. И в моих силах изменить все это и стать счастливым.

– Никто тебе не может гарантировать счастье, – возразила я.

Леша засмеялся и сжал мои ноги сильнее.

– Ты не понимаешь… Я уже счастлив. Прямо сейчас.

– Это гормоны и похоть, – подумав, с отчаянием возразила я.

– Ну ты-то, ты себя зачем обманываешь? Ты ведь тоже не любишь своего Артема, ты его едва терпишь.

– Я его люблю.

– То, что он тебе не противен, еще не значит, что ты его любишь! – весело произнес Леша. – Но скоро он тебе опротивеет. Это я знаю, проходил. Жить можно только с тем… без кого жить не можешь.

– Ты не знаешь женщин. У нас все по-другому. Дай-ка мой мобильник. Вон он… Дай.

– Зачем?

– Вот, пожалуйста, сообщение от моего жениха, за вчерашнее число. Читай, читай… – Я отдала Лешику телефон в руки, махнула рукой. – В конце апреля у нас с ним свадьба. То есть через два месяца. И я не передумаю, в отличие от тебя, отказываться от этой свадьбы.

Леша сидел на полу, поджав ноги, и внимательно, хмурясь читал переписку в моем телефоне. Затем отложил телефон в сторону.

– Ты совершаешь ошибку, Лидочка, – с горечью произнес он.

– Почему? Я выхожу замуж за прекрасного, интересного, стоящего твердо на ногах мужчину, – фыркнула я. – И да, я люблю его. И он любит меня.

– Ты не понимаешь…

– Это ты не понимаешь!

– Ты глупая, ты себя погубишь…

– А что ты мне предлагаешь?

– Себя!

– Себя?! Тоже мне, сокровище. Ты же алкоголик, ты куришь как паровоз, это ты себя губишь, а я не могу быть рядом с человеком, который медленно себя уничтожает. Это тяжело, это страшно – наблюдать за медленным угасанием дорогого тебе человека…

– Тебе страшно за меня? Значит, я тебе небезразличен?