Paint it black

Она придвинулась чуть ближе. Терять мне было нечего. Я понял. Понял, что сейчас все произойдет. Понял, что она это знает. Понял, что неважно угадаю я цвет ее трусиков или нет. И еще я понял, что вообще все неважно. Есть она и я и на этом все кончается. Но я должен был ответить, иначе быть не могло.

– Красные. – сказал я, глядя на сияющий рубин на ее груди.

– Рита. – сказала девушка, – подойдя так близко, что наши тела уже почти касались друг друга и чувствовал ее дыхание на моем лице.

– Патрик, – ответил я.

– Патрик, святой Парик. Идем уже. – она взяла меня за руку и повела к лестнице, ведущей на верх.

Когда мы оказались на верху в просторной комнате, Рита отпустила мою руку и скинула платье, оставшись в одних чулках и трусиках, которые были черными. Вскоре она сняла и их. Я все еще был одет и любовался ее безупречным телом. Ей это нравилось. Она снова приблизилась ко мне и провела рукой по щеке. Стянув футболку, я обнял Риту. Пока мы целовались, она расстегнула ремень и спустила мои брюки.

Не разжимая объятий, мы повалились на кровать и почти сразу она оказалась на мне. Я видел, как покачивается ее грудь в такт движениям, колышутся разноцветные волосы и наслаждался каждой секундой нашей близости. Рита негромко постанывала, глядя на меня затуманенным взглядом своих изумрудных глаз и изредка вскрикивала, запрокинув голову. На последнем крике, когда мы кончили, она упала мне на грудь и я целовал ее волосы и гладил все еще вздрагивающее тело, словно пытался успокоить и утешить её.

– Патрик, – только и прошептала она, – Святой Патрик.

Позже, когда мы лежали, прижавшись друг к другу я пытался что-то сказать, но не находил слов. Не хотелось ненароком нарушить то блаженство что снизошло на нас. Рита тоже молчала, легонько поглаживая мою грудь. Мы просто наслаждались друг другом и тишиной. Что за странное место эти Серебряные Холмы. Здесь пробуждалось то, что глубоко дремало во мне долгие годы. За несколько дней я уже дважды испытал что-то близкое к счастью и любви.

Я почувствовал ее губы на моей шее, а рука что, ласкала мне грудь, опустилась ниже. Очень скоро я был готов ко второму разу. Рита захотела, чтобы я был сзади. И тогда я увидел их.

Что-то словно кольнуло внутри, и я был рад, что Рита не могла видеть мое лицо в тот момент. На ее пояснице были цветные тату. И это были БАБОЧКИ. Три пестрые бабочки. Я как мог старался избавится от возникшего беспокойства. Мне почти удалось. Именно бабочки, которые, казалось, порхали от наших движений, успокоили меня. Но какой-то крошечный осадок так и остался во мне. Я был уверен, что это не случайность. Ничего в этом городе не было случайным. НИЧЕГО.

Немного позже Рита поднялась с постели и налила себе стакан апельсинового сока. Она уселась на письменный стол и жадно выпила половину.

– Теперь я почти счастлива, Патрик, – сказала она.

– Только почти? – спросил я.

Рита кивнула. Я задумался, был ли я счастлив в этот момент. Отчасти да, и тогда я понял, что значило её «почти». Рита соскользнула со стола и подошла к, задернутому шторами окну. Она не торопилась одеваться, позволяя мне любоваться ее наготой.

– Хочешь, сока? – спросила она.

– Не знаю – ответил я, – я вообще не знаю, что я сейчас хочу. Наверно просто быть здесь с тобой.

Рита забралась на кровать, нагнулась надо мной и пристально глядя в лицо спросила.

– Ты хочешь, чтобы это продолжалось?

Я знал о чем она. Знал, потому что тоже думал об этом. И действительно не мог разобраться чего я хочу. Была Катарина и мы могли бы быть вместе. Теперь Рита. И бабочки. Я не ответил. Я прижал ее к себе. Крепко.

Вскоре Рита снова встала с постели.

– Патрик, – сказала она, одеваясь, – мне надо спуститься в лавку. Если хочешь можешь оставаться здесь.

Я тоже поднялся и подобрал с пола одежду.

– Можно я немного посижу внизу?

– Как хочешь, – ответила она, – но боюсь очень скоро я снова притащу тебя сюда. Я захотела тебя, как только увидела на пороге лавки. Я не могла тебя отпустить.

– Тогда мне лучше уйти. – сказал я. – Вечером вернусь.

Она не ответила, но я видел, как сияли её глаза.

Только сейчас я заметил на стене картину. Рита в черной балетной пачке и пуантах застыла в замысловатом пируэте. Картина была исполнена цветной тушью на белом фоне, причем в полный рост. И хотя художник очень точно передал сходство, Рита не выглядела живой. Что-то механическое таилось в её теле, её позе, ее движении. Как это было возможно не знаю, но это было так.

– Это часть триптиха, – сказала Рита, – вторая в моем доме, а третья в доме родителей.

– Ты занималась балетом?

– Нет. – ответила она, – совсем немного танцами, перед выпускным. Давай идем вниз.

В магазине оказались посетители. Приятная пожилая пара. Рита поприветствовала их и извинилась за свое отсутствие. Я хотел обнять и поцеловать ее, прежде чем уйти, но не решился сделать это при посторонних. Я просто улыбнулся Рите и пошел к дверям.

Когда я покинул лавку, было уже далеко за полдень. Мне нужно было принять душ, пообедать и отдохнуть перед вечерним свиданием. Идти пешком было долго и я вызвал такси.