Пак с Волшебных холмов

«Двадцать четыре серпентины и две тридцатифунтовых пушки. Полное вооружение для сэра Эндрью».

«Долг платежом красен, – прошептал Себастьян. – Сбросить ему на голову мой кортик, что ли?»

«В четверг они поедут в порт Рай, спрятанные под мешками с шерстью. Дирк Брензетт встретит их в Ундиморе, как обычно», – продолжал Джон.

«Боже мой! Какая это для них привычная, заурядная сделка! – заметил Себастьян. – Держу пари, что мы два единственных невинных младенца во всей деревне, которые не имеют своей доли прибыли в этом деле».

Внизу было человек двадцать, и галдели они, как на базаре в Робертсбридже. Мы узнавали их по голосам.

Пронзительный голос принадлежал Джону Коллинзу:

«Через месяц тут должны лежать пушки для французской караки. Когда ваш юный олух (это про меня, с вашего позволения!) возвращается из Лондона?»

«Не важно, – отозвался голос Тайсхерста Уилла. – Положите их где угодно, мистер Коллинз. Мы так напуганы Сатаной, что сколько он и ему подобные дурачили меня и вставляли палки в колеса… И в каком благом деле – в строительстве церкви!»

«Но теперь-то вы понимаете, что она им была нужна для других целей», – мягко заметил он.

«А мои серпентины – тоже для других целей? – возмутился Себастьян. – Я бы давно уже был на полдороге к неоткрытым землям, если бы не ваш друг, который продал мои пушки шотландскому пирату!»

«У вас есть доказательства?» – осведомился сэр Джон, поглаживая бороду.

«Я чуть не сломал о них ноги час назад, и я слышал, как Джон распоряжался, куда их доставить».

«Слова! Это только слова, – сказал сэр Джон. – Мистер Коллинз – известный болтун и шутник».

Он произнес это так серьезно, что на мгновение мне показалось, будто он тоже в курсе всех этих секретных дел и в Сассексе вообще нет ни одного честного кузневладельца.

«Во имя здравого смысла! – воскликнул Себастьян, стуча по стулу своим коровьим хвостом. – Чьи же тогда эти пушки?»

«Разумеется, ваши, – отвечал сэр Джон. – Вы явились с королевским приказом на их изготовление, а мистер Коллинз отлил их в своей мастерской. Если он вздумал перенести их из Нижней Кузни и сложить в колокольне, это потому, что она ближе к дороге и вам будет удобнее их оттуда забирать. Стоит ли, старина, устраивать суету из-за простого знака соседской любезности?»

«Боюсь, что я отплатил ему черной неблагодарностью, – Себастьян задумчиво потер свой кулак. – Но как быть с тридцатифунтовыми пушками? Конечно, я бы от них не отказался, но их не было в королевском приказе».

«Любезность и великодушие. – объяснил сэр Джон. – Несомненно, эти две пушки Джон добавил как дар – из преданности королю и любви к вам. Ясно как день! Эх вы, Фома неверующий!»

«Теперь, кажись, ясно, – молвил Себастьян. – Ох, сэр Джон, сэр Джон, почему вы не моряк? Вы же зря пропадаете на берегу». – И он поглядел на старика с нежностью и любовью.

«Стараюсь, как могу, на своем месте. – Сэр Джон снова погладил бороду, и его зычный голос судьи привычно возгремел: – Но позвольте мне вам сказать, что вы, два молодых человека, в каком-то непонятном мне азарте рыскающие ночью тут и там и при этом жестоко пугающие мистера Коллинза, занятого… гм-м… тайными богоугодными делами, – вы меня чрезвычайно удивляете!»

«Ваша правда, сэр Джон, – подтвердил Себастьян. – Если б вы видели, как он улепетывал!»

«Вы скачете сломя голову сюда, озадачиваете меня какими-то сказками о пиратах, возах с шерстью и коровьих шкурах, которые, конечно, меня позабавили как человека, но как должностное лицо, я поражен их нелепостью. Поэтому я вынужден отправиться вместе с вами к означенной башне, прихватив несколько своих слуг и, возможно, три-четыре фургона, и я гарантирую вам, что мистер Коллинз добровольно передаст вам ваши стволы и пушки. – Тут он перешел на свой обычный тон: – Я предупреждал этого старого лиса и его соседей, что темные сделки и ловкие проделки не доведут до добра; но нельзя же перевешать половину Сассекса из-за каких-то железяк! Ну что, согласны?»

«Ради двух лишних тяжелых пушечек я согласен на любое преступление», – сказал Себастьян, потирая руки.

«Итак, вы взяли назад свое обвинение в измене, – заключил сэр Джон. – По коням, друзья, и вперед – за пушками».

– Но ведь мистер Коллинз предназначал все эти орудия сэру Эндрью Бартону, не правда ли? – сказал Дан.

– Несомненно, – ответил Гэл. – Но что с возу упало, то пропало.

Мы влетели в деревню, едва зарозовел рассвет: впереди сэр Джон верхом, в блестящем полупанцире, с развевающимся вымпелом на пике, за ним тридцать крепких слуг, пятеро из них в доспехах, далее четыре фургона для шерсти, а позади всех – четверо музыкантов, весело трубящих мотив: « Король спешил в Нормандию». Когда мы прискакали к башне и выкатили из нее со звоном новенькие пушки, картина была точь-в-точь как у монаха Роджера на рисунке «Французская осада» в молитвеннике ее величества королевы.

– Ну а как же мы… то есть, я хотел сказать, как же деревенские? – спросил Дан.