Пако Аррайя. В Париж на выходные.

Не знаю, не знаю! Может быть, мне помешала Лиз. В таких ситуациях нужно чувствовать себя машиной, а я из-за нее еще был человеком. Теперь я этого уже никогда не узнаю.

– Хорошо! Наши люди засекли, что мною заинтересовались ливийцы, и вызывают вас. Что дальше?

– Дальше, в первый же вечер теперь уже вы засекаете меня, выслеживаете, где я остановился, и снимаете номер в гостинице напротив. А на следующий день в «Бальмораль» въезжают двое ливийцев. Странное совпадение! Я сразу предложил вас отозвать или, по крайней мере, предупредить. Но вы же знаете наших людей. Стали размышлять, что да как, стали просчитывать варианты… А я пока присматривал за вами, сколько мог.

Я вспомнил, что действительно мне несколько раз показалось, что Метек смотрел на мое окно в «Фениксе» и даже поджидал меня.

– А почему, раз мы в контакте с ливийцами и даже тогда помогли им с Мальцевым, почему нельзя было связаться с ними и остановить всё это?

– Этим кто-то занимался и занимается до сих пор. Вчера даже встречались с их резидентом, чтобы он отозвал своих бойцов. Там темная история. Похоже, это группа, которая никому не подчиняется. Они давно сидят в Париже и, чтобы к ним не подобрались, сами зачищают площадку вокруг себя.

Могло быть так, что Николай встречался с «Омаром Шарифом» именно по моему делу? И тогда второй аврал, о котором он проговорился, был как раз связан с опасностью, которая грозила мне. И тогда становится ясно, почему он забеспокоился, когда я проговорился о приезде Джессики и Бобби. В Конторе хотели, чтобы я как можно скорее убрался из Парижа, где для меня стало небезопасно. Не это ли Николай хотел сказать мне сегодня утром, когда так настаивал на встрече?

– Я всё же не могу понять одну вещь, – сказал я. – Если мне грозила смертельная опасность, почему с самого начала меня никто не предупредил?

Метек опять засмеялся своим коротким смешком и посмотрел мне в глаза для мгновенного приема-передачи информации.

– Ну, объяснение этому как раз простое.

Я понял: в Конторе не хотели, чтобы что-то отвлекало меня от Штайнера и контейнера. А то я, чего доброго, мог собрать чемодан и убраться поскорее к себе домой в Нью-Йорк. Сначала дело!

Цинично, но это так. При этом меня не бросали на произвол судьбы. За моей спиной меня подстраховывали Николай и еще бог знает сколько человек из резидентуры, а Метека вообще сдернули неизвестно откуда. Знать, как всё повернется, им было бы проще с самого начала поручить поиски Штайнера Метеку. Но кто же знает всё заранее?

– Разрешите еще одно мое сомнение, – вспомнил я. – Вы были на Кубе в 79-м?

Метек удивленно поднял брови:

– Вы меня запомнили?

– Запомнил.

– Почему?

– Вы стояли с нашими, но на русского похожи не были.

Метек покивал головой.

– Так и вы меня запомнили? – сообразил я. – А вы почему?

– У вас ведь что-то тогда случилось с ребенком, да? У вас всё это было написано на лице, – Метек помолчал и добавил. – Я вам тогда позавидовал. У нас с женой нет детей.

Он снова задрал глаза к потолку, как будто пожалел, что сказал что-то личное, и я понял, почему он погнался за парнями в одинаковых бежевых костюмах. Тогда, на Кубе, он видел мельком Карлито и Кончиту, и в Сан-Франциско наши дети, каких бы и они с женой хотели завести, уже не были для него чужими.

У Метека зазвонил мобильный. Он попросил подождать минутку и вышел разговаривать на улицу. Похоже, разговор опять шел обо мне – Метек пару раз посмотрел в мою сторону.

Я поймал себя на том, что счастливо вздохнул, как вздыхают перед сном дети, у которых был отличный день и завтрашний обещает быть не хуже. Странные мы всё-таки существа! Я был засыпавшимся агентом, у которого через несколько дней разрушится вся жизнь. Я терял семью и свой процветающий бизнес в Нью-Йорке, чтобы снова стать скромным советским, пардон, российским служащим. У меня впереди была тяжелая адаптация в стране, которая давно перестала быть моей, которая жила по неведомым для меня законам и в которой мой статус снова будет близок к нулевому. И при всем при этом с души моей была снята огромная тяжесть. Мне не нужно было больше ни с кем сводить счеты! Уроды, которые убили самых близких мне людей и разрушили мою предыдущую, вторую жизнь, были мертвы. И тем хуже, что теперь рушилась моя третья жизнь – в этом, по крайней мере, виноват был я сам.

Метек возвращался в закусочную. По нему нельзя было понять, хорошие он получил новости или нет. Он – это было привычное выражение его лица – улыбался каким-то своим мыслям. Как будто ему всё было занятно – не более того!

Я думал, что Метеку уже надо ехать, но он снова сел и достал новую сигарку. Он сунул ее в рот и прикурил, не переставая улыбаться – не мне, себе самому. Потом, видимо, решился.

– Вы тоже можете разрешить одно мое недоумение.

Я с готовностью посмотрел на него. Что, я мог в чем-то ему отказать?

Метек выпустил клуб дыма и, глядя мне в глаза, произнес всего лишь один слог:

– Лиз.

Я, должно быть, просто подпрыгнул на стуле, потому что Метек засмеялся.

– Всё-таки! – вырвалось у меня.

– Ой! – Метек потянулся к своему стакану и отхлебнул «перье».