Пако Аррайя. В Париж на выходные.

Но тянуть дальше вторника мне не стоило. Паспорт Эрнесто Лопеса, засвеченный в «Клюни», я уже уничтожил. Г-н Эрнесто Родригес, останавливавшийся в «Фениксе», тоже теперь умрет навсегда. В своем номере, напомню, всё, что можно, я протер, а потом надел перчатки – в этой гостинице моих отпечатков быть не может. Однако засвеченное место это засвеченное место, и рисковать, используя снова этот паспорт, не стоит. Так что если сейчас на встречу мне не привезут новый документ, то добираться на перекладных в Москву мне придется по моему собственному.

Стоп! Стоп! Ведь у Конторы тоже есть разработанная процедура вывода погоревших агентов. Вполне возможно, они даже не дадут мне залететь в Штаты, чтобы уладить дела. Им в Лес стекается гораздо больше информации, и если они сочтут, что риск слишком велик, Пако Аррайя исчезнет для всех уже в Париже.

Однако моя безопасность в данном случае интересовала меня меньше всего. Пока ФБР доберется до моих отпечатков, я в любом случае успею перебраться в Москву. И даже если такой кардинальный поворот в моей судьбе, как возвращение на родину, меня, конечно, огорчал, катастрофой он не был. Выпадает роль потерпевшего кораблекрушение – человек разумный хорошо сыграет и ее. Меня волновало неизбежное объяснение с Джессикой и потеря семьи. Я поймал себя на том, что мысли мои шли по кругу.

Но имел ли я право объясниться со своей женой? Ее реакция могла быть непредсказуемой. Она могла сказать: «Конечно, милый, мы с Бобби поедем за тобой в Москву!» и тут же сдать меня ФБР. Ну, теоретически! На самом деле, не думаю.

Однако Контора в любом случае попытается этого избежать. Сейчас ведь агентов не пытают. Мне сделают инъекцию, после чего я увижу вполне реальную картину, что я в Москве, в Лесу, в кабинете Эсквайра, который просит меня рассказать обо всех операциях, в которых я участвовал, начиная с вербовки и кончая моей предстоящей встречей с гонцом из Москвы. И я выложу всё, что мне удастся вспомнить.

Да, этого Контора допустить не может! Скорее всего, они меня тут же упрячут и выведут в Россию (именно выведут, а не вывезут – это такой шпионский термин). И наша следующая встреча с Джессикой, если она не прилетит прямо сейчас, произойдет уже в Москве. Если, конечно, она захочет приехать к человеку, который всю их совместную жизнь выдавал себя за другого. И если американские власти не отберут у нее паспорт.

Я представил себе лицемерно огорченного, но в глубине души довольного профессора Фергюсона, который был так настроен против нашего брака. В итоге он оказался прав: не важно, кубинец или русский, жизнь его дочери я всё равно разрушил. Знаете, что интересно? Пэгги – я был в этом уверен, вот про Джессику я не мог бы так утверждать, а про свою тещу могу! – так вот Пэгги от меня не откажется. Она, конечно, удивится, когда всё узнает, и расстроится, что наша жизнь полетела ко всем чертям. И огорчится, что нам уже никогда не раздавить на двоих бутылку «текилы» за неспешным разговором, когда никто не будет стоять над душой. Однако Пэгги способна понять причудливые узоры, которые судьба или кто там еще плетет из нашей жизни. Возможно, с ней все проще, потому что наша взаимная привязанность чисто платоническая. «Если нам в жизни важнее всего друг, с женой не надо спать», – подумал я, и тут же ужаснулся этой мысли.

Мне так захотелось увидеть ее в последний раз – ту, пока еще прежнюю Джессику, что я решил: «Черт с ними! Если самолет будет опаздывать, я сначала дождусь их с Бобби, отвезу в гостиницу, а потом уже буду встречаться со своей пожарной командой. В конце концов, они знают, как меня найти».

Я посмотрел на часы: пятнадцать минут третьего. По идее, если я хотел быть в Латинском квартале в четыре, через полчаса можно было выдвигаться в сторону города. Я набрал Джессику.

– Солнышко, мы всё еще сидим. Нас покормили обедом, но аэропорт и вправду закрыли. Никто не взлетает и не садится.

Я представил себе, каково там сейчас в аэропорту, где обычно самолеты взлетают и садятся в среднем каждые две минуты.

– Вас еще не затоптали? – спросил я.

– Почти! Подожди-ка, подожди!

Я слышал, как вдалеке делали какое-то объявление.

– Ага! Похоже, они о чем-то всё же договариваются. Наш вылет переносится на 17.00, – сообщила Джессика.

- Не обольщайся.

Но в лучшем случае – это если служащие каждой компании будут сами грузить багаж своих пассажиров – в пять, в шесть они в Париже. Если Контора меня отпустит, я смогу как раз успеть их встретить. А если нет? Я же не мог сказать Джессике, что лететь в Париж им нет смысла – увидеться с ними я уже не смогу!

– Что ты говоришь? – спросила Джессика.

– Я ничего не говорю, просто думаю. Наверное, мне нет смысла торчать еще столько времени в аэропорту.

– Конечно, дорогой. Я с самого начала говорю тебе, чтобы ты не забивал себе голову с нами. Ты же в «Де Бюси», как обычно?

Она произносила название гостиницы на французский манер, с милым американским акцентом. «Де Бюси»! Не хватало еще, чтобы они столкнулись с Лиз!

– Да, конечно! Ну, посмотрим, как получится. В любом случае, я сейчас еду в город.