Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Газета «Правда» от 1 октября 1938 г. указывала на то, что Совет­ское правительство действительно интенсивно занималось германски­ми планами, связанными с Польшей. Она настойчиво предостерегала польское правительство, учитывая его поведение в период судетского кризиса, от того, чтобы последнее своими собственными руками не вы­рыло могилы для польской безопасности, и высказала мрачное пред­положение, что недалеко то время, когда «фашистская Германия, развращенная своей безнаказанностью, поставит на повестку дня во­прос о разделе Польши». Выдвинутое Потемкиным в беседе с польским послом в Москве В.Гжибовским предложение о переговорах показыва­ет, что Советское правительство столь мрачными прогнозами никоим образом не призывало к бездеятельности. Напротив, оно добивалось, и не без успеха, углубления и улучшения двусторонних политических и экономических отношений на основе растущей обоюд­ной озабоченности: представители обеих стран не были приглашены в Мюнхен и имели основания скептически отнестись к результатам кон­ференции — усилению позиций Гитлера[161]. Изменений в союзнической политике СССР в тот момент заметно не было.

И хотя в послевоенное время западная историография снова и снова возвращалась к предполагаемой реплике Потемкина[162], о которой пове­дал Кулондр, она не утверждала в категорической форме, что Со­ветское правительство уже в тот момент планировало или по крайней мере серьезно взвешивало перестройку своей системы союзов. Англий­ский историк Макс Белофф утверждает, что «советская политика за пе­риод между мюнхенскими переговорами и немецкой оккупацией... Чехословакии... не претерпела никаких существенных изменений» и что «советская дипломатия, по всей видимости, не испытывала жела­ния выступать с какой-либо инициативой, а, напротив, скорее гото­вилась смириться с положением сравнительной изоляции, в котором оказалась страна». Заслуживающим обсуждения Белофф считал во­прос, не сложилось ли у Советского правительства в этот промежуток времени мнения, «что его интересам лучше всего отвечает официаль­ная договоренность с Германией при условии, что ее удастся уговорить отказаться от идеи нападения на Россию...»[163].

Другой английский историк, Э.Карр, знакомый с соответствую­щей германской дипломатической перепиской, еще в 1949 г. не видел оснований для дальнейшего исследования данного вопроса. Он, в ча­стности, писал: «Период с октября 1938 г. по март 1939 г. содержит мало достоверных сведений, освещающих развитие советской внеш­ней политики. То, что западные главы государств являлись весьма не­надежными союзниками в вопросе противодействия германской агрессии, было советскому руководству очевидно. Не менее очевид­ным являлось и то, что результатом, если не намерением, Мюнхен­ского соглашения должен был быть поворот германской агрессии на восток. Однако предложить какую-либо альтернативную политику не смог никто»[164].

I. РАСШИРЕНИЕ ТОРГОВЫХ СВЯЗЕЙ 1 ОКТЯБРЯ 1938 ГОДА — 31 ЯНВАРЯ 1939 ГОДА

Вероятность изменения советской внешней политики как следствие глубокого потрясения, которое пережило правительство Сталина в свя­зи с подписанием четырехстороннего соглашения, казалась поначалу чрезвычайно ничтожной. Сообщенные Кулондром высказывания По­темкина свидетельствовали скорее о политической прозорливости по­следнего относительно все большего сужения внешнеполитических возможностей Советского правительства, нежели о принятых им пред­варительных решениях.