Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

После возвращения в Москву (12 ноября 1939 г.)[194] посол граф Шу­ленбург прилагал усилия к тому, чтобы пробудить интерес у Советско­го правительства. Полученные в Берлине впечатления и факт полной изоляции Советского Союза (пассажирские перевозки сократились на­столько, что он во всем поезде был «единственным, кто пересек в Бигоссове советскую границу»[195]) укрепили его в этом решении. Вско­ре, 15 ноября, он пригласил находящегося как раз в Москве советского полпреда в Берлине Мерекалова[196] на завтрак в свою резиденцию. Мерекалов приглашение принял.

Главная политическая причина, лежавшая в основе приглашения, была, вне всякого сомнения, связана с вопросом о том, «как (будут) в ближайшее время обстоять дела с Польшей. Следует выждать! ...Ужас­ное время...»[197]. Кроме того, посол, конечно, рассчитывал, что эконо­мист Мерекалов, до недавнего времени руководивший отделом импорта Наркомторга, проявил понимание выдвинутой в Берлине ини­циативы и поддержит ее в Наркоминделе.

Импульсы, полученные Мерекаловым от Шуленбурга, через не­сколько недель достигли своей цели. Как рассказал Шнурре[198], усилия Берлина были вскоре «поддержаны демаршем тогдашнего полпреда Мерекалова, который вместе со Скосыревым пришел в МИД и объявил о готовности своего правительства вести переговоры на этой основе».

Джентльменское соглашение

Еще одним результатом усилий Шуленбурга явилась договорен­ность между ним и Литвиновым об «уменьшении до сносных пределов обоюдных нападок в печати». По мнению министерства иностранных дел, то был «первый определенный признак сближения между Герма­нией и Россией»[199]. Эта договоренность, документального подтвержде­ния которой также не существует, непосредственно увязывалась с поездкой посла в Берлин. Шуленбургу, «которому наскучило по указа­нию Берлина выражать Наркоминделу в Москве официальные проте­сты, удалось договориться с Литвиновым о прекращении всяческих оскорбительных нападок в печати обеих стран на руководящих деяте­лей Советского Союза и Германии. Гитлер дал на это свое согласие»[200].

И Густав Хильгер относит это соглашение к октябрю 1938 г., при­чем в своих записях, представленных в 1953 и 1959 гг., он указывает различные даты. По его словам, инициатива совершенно однозначно исходила от Шуленбурга. В 1953 г. Хильгер писал: «Германский посол сперва предложил как знак доброй воли принять меры для прекраще­ния очернительной кампании против глав обоих государств. Идея при­надлежала Шуленбургу, но прежде, чем предложить Литвинову, он обсудил ее с посланником и со мной».

Опять же по данным Хильгера, еще до отъезда Шуленбурга в Бер­лин «инициатива... попала (у Литвинова) на благодатную почву; впо­следствии она обсуждалась на различных встречах: вначале в Москве, затем в Берлине. И наконец было достигнуто согласие. Следующий шаг был предпринят в октябре 1938 г., когда Литвинов и Шуленбург устно договорились о том, что печать и радио обеих стран с этого момента бу­дут проявлять сдержанность и прекратят подвергать нападкам противоположную сторону. Последствия этой договоренности стали первыми видимыми признаками того, что в отношениях между Совет­ским Союзом и Германией близились перемены. Готовность Сталина идти на соглашения подобного рода — это прямое следствие Мюнхен­ской конференции»[201].

В исторической литературе эти высказывания воспроизводятся с определенными оговорками, принимая по меньшей мере как факт «со­глашение о моратории» между Литвиновым и графом Шуленбургом, достигнутое в октябре 1938 г. и исключавшее взаимные нападки в прес­се на высших представителей обоих государств»[202]. При этом остаются открытыми важные вопросы, относящиеся как к самой договоренности, так и к ее последствиям для политики в сфере пропаганды и печати пра­вительств Германии и СССР. Прежде всего неясно, действительно ли речь шла о «соглашении» (в какой-то форме), которое либо было прямо одобрено главами правительств, либо просто молчаливо допускалось ими[203], а не всего лишь о прагматической договоренности между двумя хорошо сработавшимися и заинтересованными в разрядке партнерами по переговорам — Шуленбургом и Литвиновым.

Херварт (1982) внес некоторые уточнения, утверждая, что «джен­тльменское соглашение... с целью прекращения нападок лично на Гит­лера и Сталина в германской и советской печати» было заключено по настоянию Шуленбурга. Он считает, что это произошло «позд­ней осенью 1938 г., а точнее, между так называемой «хрустальной ночью» и отъездом Херварта в Мемель. Как свидетельствует личная пе­реписка Шуленбурга, Херварт был откомандирован в Мемель прибли­зительно 8 декабря 1938 г.[204] Херварт также считает, что «предложение Шуленбурга... (нашло) одобрение Гитлера и Сталина». Правда, как он сам утверждал, ему «тогда... договор (показался) не особенно важным, лишь позже мы увидели в этом первую веху намечающегося взаимопо­нимания между двумя странами»[205].