26 ноября Польша и СССР в совместном коммюнике[233]
подтвердили действенность польско-советского Договора о ненападении и подчеркнули, что он ставит польско-советские отношения на миролюбивую основу[234]. На другой день газета «Известия» положительно оценила развитие этих отношений. Тем самым, по мнению Эрнста Кёстринга, России удалась «первая попытка выйти из внешнеполитической изоляции»[235].В этой «сенсации дня»[236]
германский посол усмотрел попытку Польши «обезопасить себя с тыла». Все острее ощущая нехватку информации, он, тем не менее, понимал, что угроза исходила лишь с запада, из Германии. В послании от 28 ноября 1938 г. руководителю восточноевропейской референтуры политического отдела министерства иностранных дел д-ру Шлипу, в ведении которого находились и польские вопросы, Шуленбург настоятельно просил «сообщить ему хотя бы в частном письме», действительно ли «надвигается опасность». Посол был обеспокоен тем, что ему не были известны планы Гитлера. 28 ноября в частном письме в Берлин Шуленбург сообщал: «Я писал тебе, что в настоящее время необходимо внимательно следить за тем, «что происходит вокруг Польши». Вчера Советское правительство опубликовало коммюнике, свидетельствующее о том, что на последних переговорах с польским послом в Москве было констатировано, «что польско-советский договор о ненападении сохраняется в полной мере». Это означает, что Советский Союз не намерен создавать трудности для Польши, если она «откуда-либо» подвергнется давлению или окажется в опасности.Это официальное советское заявление совершенно очевидно направлено против нас, но, к сожалению, мы не знаем, чем оно вызвано. Возможно, Польша, опасаясь нас, хочет прикрыть себе тыл. Но почему?? Привлечение Советского Союза Польшей большого восторга в Германии не вызовет. Неужели на нашей восточной границе быть грозе?»[237]
В конце ноября 1938 г. в германском посольстве в Москве усилилось подозрение, что следующую внешнеполитическую пробу сил Гитлер планирует провести в Польше. С подтверждением действия польско-советского Договора о ненападении можно было ожидать, что этот конфликт приведет к войне. Ее угроза вновь заняла главное место в политических размышлениях и практических делах[238]
. Теперь было важно в возможно короткий срок создать дипломатическую ситуацию, которая сдержала бы безответственные экспансионистские устремления Гитлера.Отчет о польско-советском сближении, направленный 3 декабря 1938 г. после серьезных раздумий послом Шуленбургом в Берлин[239]
, стал следующей вехой на этом пути. Мюнхенская встреча, писал посол, вновь сблизила Польшу и Россию. Инициатива, по всем признакам, исходила от Польши. «Страх Советского Союза перед постоянно усиливающейся Германией» и желание Польши «прикрыть тыл в случае угрозы со стороны Германии» побудили эти страны преодолеть существующие противоречия. Советский Союз, говорилось далее, чувствует себя после Мюнхена изолированным; Францию он считает бессильной, неспособной на решительные действия, Чехословакию — «вассальным государством, которое должно служить трамплином для дальнейшего продвижения Германии в сторону Советского Союза... Закарпатская Украина под влиянием Германии представляется Советскому Союзу... большой опасностью... Нормализуя свои отношения с Польшей, Советский Союз надеется вырвать Польшу из фронта государств-агрессоров». Шуленбург утверждал, что «здесь несомненно налицо... страх перед... совместной германо-польской акцией против Советского Союза». Дескать, подтверждением советско-польского договора о ненападении как меры, препятствующей вступлению Польши в антикоминтерновский пакт, Советский Союз старается передвинуть «будущее наступление немцев на востоке с польско-советской на германо-польскую границу». «Советский Союз заинтересован в сохранении статус-кво на Востоке, то есть в сохранении Польши и Прибалтийских государств в их нынешнем состоянии».Этой аргументацией Шуленбург намекал на ситуацию, при которой его предшественник в Москве, Рудольф Надольный, с января 1934 г., то есть после заключения германо-польского договора о ненападении, для успокоения Советского Союза настаивал в Берлине на предоставлении гарантии безопасности Прибалтийским странам. Тогда к его аргументам Гитлер не прислушался. Но затем условия круто изменились. Советский Союз из ослабленной голодом, не способной к обороне страны превратился в строго организованное, сильное государство, на силу которого волей-неволей возлагали свои надежды противники дальнейшей германской экспансии. В новой ситуации концепция военного устрашения приобретала все большее значение. «Во всяком случае... внутренние политические трудности, — предупреждал военный атташе Эрнст Кёстринг, — не помешают сегодня мобилизации СССР»[240]
.