Позднее статс-секретарь оценил беседу как «удовлетворительную»[716]
. Советскую реакцию он назвал «еще чрезвычайно настороженной»[717] и полагал, что этим разговором способствовал сохранению «неопределенного положения». Вайцзеккер был убежден, что можно положиться «на их (русских. —Посол Шуленбург проявил «огромный интерес»[719]
к беседе Вайцзеккера с Астаховым, которая соответствовала его ожиданиям. Он проинформировал итальянского коллегу о новой попытке «нормализации» отношений и открыто выразил «свое сомнение в успехе такой политики». Шуленбург не мог себе представить, чтобы советская сторона отказалась от требования надежной, гарантированной «политической базы» для дальнейших переговоров[720]. В письме Вайцзеккеру он указал на все еще существующее советское недоверие: «Русские полны недоверия к нам, но и к демократическим государствам они не питают доверия». Затем Шуленбург косвенно осудил безответственную берлинскую «игру с Россией». «Вызвать здесь недоверие, — писал он, — легко, а устранить его трудно».Посла буквально ошеломили негативные выводы, сделанные в Берлине из его беседы с Молотовым. И при повторном просмотре своего сообщения, подчеркнул Шуленбург, он «не обнаружил ничего, что могло бы побудить к подобному восприятию». Читая документ, Риббентроп сначала это место пометил двумя вопросительными знаками, но потом приписал: «Исполнено». Подтверждая свою первоначальную интерпретацию, посол писал, что, напротив, Молотов прямо-таки призвал Берлин «к политическим переговорам». У него (то есть Шуленбурга) сложилось впечатление, «что ни одна дверь не закрыта и путь к дальнейшим переговорам свободен».
31 мая, вдень контактов Вайцзеккера в Берлине, нарком иностранных дел Молотов произнес в Москве перед депутатами Верховного Совета СССР свою первую внешнеполитическую речь, которой с вниманием ожидали во всем мире[721]
. Он повторил существующую в Советском правительстве пессимистическую оценку международного положения и заявил: «За последнее время в международной обстановке произошли серьезные изменения. Эти изменения, сточки зрения миролюбивых держав, значительно ухудшили международное положение».Три пятых речи было посвящено позиции западных держав на переговорах, пятая часть — контактам с «агрессивными государствами», и прежде всего пограничному конфликту с Японией, а остаток — отношениям с другими странами.
Политике самолюбования и хвастовства агрессивных государств Молотов противопоставлял «политику непротивления агрессии», которую проводили западные страны. Позиция Советского Союза, по словам Молотова, отличалась от позиции той и другой сторон. Она, как каждому понятно, «ни в коем случае не может быть заподозрена в каком-либо сочувствии агрессорам. Она чужда также всякому замазыванию действительно ухудшившегося международного положения».
Нарком иностранных дел далее обрисовал изменения в международной обстановке после Мюнхенского соглашения. Говоря об англо-французских уступках, военной экспансии агрессивных государств, он указал на «наступательный характер» союза Германии и Италии. Подчеркнув «стремление неагрессивных европейских держав привлечь СССР к сотрудничеству в деле противодействия агрессии», Молотов заявил, что определенные силы все еще заинтересованы в том, чтобы направить агрессию по «приемлемому» направлению, то есть против СССР. Он напомнил о предостережении Сталина относительно происков поджигателей войны и заявил о необходимости соблюдать бдительность и осторожность.
После этого Молотов дал подробные сведения о состоянии англо-франко-советских переговоров. Поскольку, заметил он, в англо-французских предложениях содержится принцип взаимопомощи, то это, конечно, «шаг вперед», хотя и обставленный такими оговорками — вплоть до оговорок, касающихся некоторых пунктов устава Лиги Наций, — что он может оказаться фиктивным шагом вперед. Что же касается вопроса о гарантии стран Центральной и Восточной Европы, продолжал Молотов, то здесь упомянутые предложения «не делают никакого прогресса», ибо «они ничего не говорят о своей помощи тем трем странам на северо-западной границе СССР, которые могут оказаться не в силах отстоять свой нейтралитет в случае нападения агрессоров». Далее он заявил, что Советский Союз не может брать на себя обязательства в отношении указанных стран (гарантами которых являются западные страны), не получив гарантии в отношении трех стран. «Так обстоит дело относительно переговоров с Англией и Францией», — подытожил он.