Под впечатлением подобных заявлений 7 июня в затяжной процесс зондирования советской позиции включился в Берлине Карл Шнурре. Будучи руководителем восточноевропейской референтуры отдела экономической политики МИД, в компетенцию которой входили Польша, Данциг, Советский Союз и Прибалтийские государства, он представил на рассмотрение заместителю начальника отдела д-ру Клодиусу докладную записку с просьбой передать Вайцзеккеру и Риббентропу[742]
. В ней он выразил недовольство тем, как Хильгер вел переговоры. Микоян-де спросил о процедуре, а Хильгер лишь ответил, что «не вправе делать предложения». После такого поворота беседы едва ли стоит рассчитывать на скорый ответ Микояна. И еще: «Ввиду того что советник посольства Хильгер занял во время беседы недостаточно конкретную позицию, представляется весьма сомнительным, каким будет ответ Микояна». Однако для немецкой стороны очень важно именно «на данной стадии советско-английских переговоров использовать возможность вмешательства в Москве. Уже сам факт прямых германо-советских бесед в Москве помог бы вбить еще один клин в советско-английские переговоры». Шнурре констатировал, что из-за беседы Микояна и Хильгера экономические переговоры зашли «в тупик», из которого он надеялся их «вывести» с помощью следующего предложения. Шнурре хотел бы сам обсудить с советским поверенным в делах Астаховым проблематичные формулировки из речи Молотова и высказываний Микояна и указать на то, что Микояну было бы полезно побеседовать лично с ним. Шнурре выражал готовность немедленно выехать в Москву, предварительно узнав у Астахова, сможет ли Микоян принять его (Шнурре) на следующей неделе. «При положительном исходе этой скорее информационной беседы с Микояном, — писал Шнурре, — я уже располагал бы полномочиями вести переговоры относительно экономического соглашения». Шнурре просил Риббентропа о директивах.Однако уже на следующий день, 8 июня, Хильгер вновь посетил Микояна[743]
и добился согласия как на возобновление переговоров в принципе, так и на поездку Шнурре в Москву, при условии, что немецкая сторона примет прежние советские предложения, предусматривавшие сильное сокращение вывоза важного в военном отношении сырья. Несмотря на известные сомнения Хильгера относительно того, согласится ли Германия с подобным условием, Микоян на нем настаивал. Хильгер решил поехать в Берлин, чтобы попытаться повлиять в нужном смысле на руководящие инстанции, надеясь при этом сделать так, чтобы такое важное в военном отношении сырье, как, например, марганец и нефть, которое Германия требовала от СССР, можно было бы заменить другими поставками. Никакого другого прогресса во время этой беседы достичь не удалось[744].Но и во время второй беседы Микоян опять заговорил о «политической базе» для возобновления экономических переговоров. Это обстоятельство явилось и для посла последним толчком, побудившим выехать в Берлин. Планировалось предпринять ее вместе с Хильгером.
Непосредственно перед этой поездкой свой первый визит новому наркому иностранных дел 10 июня нанес итальянский посол. Он указал при этом на изменившееся, с итальянской точки зрения, отношение Германии к Советскому Союзу и на возможность сближения[745]
. Молотов оставил эту инициативу без внимания. Первая итальянская попытка посредничества оказалась безрезультатной[746].Между тем в Берлине возникли новые, на этот раз внутриведомственные препятствия. Утром 9 июня Хильгер намекнул Шнурре по телефону на касавшуюся лично его часть своей беседы с Микояном и предложил самому выехать для доклада в Берлин. Шнурре счел поведение Хильгера неподобающим и был раздражен его откровенностью. Обо всем он доложил статс-секретарю. Тот телеграфировал послу уже после полудня 9 июня, что «телефонные разговоры, подобные тому, который вел утром Хильгер, нежелательны. Хильгер не должен ехать с Вами в командировку в Берлин»[747]
. Вечером 9 июня Шуленбург телеграфировал в министерство иностранных дел, что согласие Советского правительства к возобновлению переговоров на прежних условиях требует «тщательной проверки. Я считаю необходимым, чтобы Хильгер с целью устного доклада выехал со мной завтра в Берлин»[748]. Отрицательная позиция статс-секретаря вынудила посла поехать сперва одному. Он оставил Москву 10 июня и, прибыв в Берлин, срочно связался со своим бывшим советником в Тегеране д-ром Эдуардом Брюкльмайером, который теперь работал в бюро Риббентропа. Уже в первой половине дня 11 июня Брюкльмайер телеграфировал в Москву о том, что Хильгеру необходимо «для устного доклада срочно выехать в Берлин»[749], и 12 июня Хильгер покинул Москву.Шестой немецкий контакт (Шуленбург — Астахов) в Берлине