Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Посол отправился на беседы со смешанными чувствами. Ведь он в Берлине «предсказал»[644], что усадить Советское правительство за стол переговоров будет очень трудно, хотя его и уверяли, что советское представительство в Берлине в лице поверенного в делах заявило ра­ботникам министерства иностранных дел, что советская внешняя политика строится теперь на другой основе[645]. Кроме того, Риббентроп «рекомендовал проявлять максимальную осторожность»[646]. С одной стороны, позицию Москвы на переговорах ни в коем случае нельзя бы­ло усилить за счет слишком откровенного предложения, с другой же стороны, Токио не следовало знать о немецких контактах. Поэтому в конце концов задача посла свелась всего лишь к осторожному зондиро­ванию. Кроме того, Шуленбург знал из разговоров в Берлине, что одна из целей демарша в Москве состояла в том, чтобы торпедировать англо-франко-советские переговоры. Таков был тактический замысел, кото­рый внешне устраивал в связи с этим зондированием и министра иностранных дел и статс-секретаря и который одобрил все еще колеб­лющийся Гитлер. Давая свое согласие, Муссолини намеревался в первую очередь воспрепятствовать созданию союза трех держав[647]. Риббентроп не счел необходимым посвятить в эти планы своего посла в Москве. Однако посол, задавая вопросы, хорошо уяснил положение ве­щей. Отрицательные ответы министра[648] лишь подтвердили предполо­жение о том, что здесь главным образом преследуются тактические цели.

Роль, отводившаяся в этой игре послу, в такой же мере противоре­чила его политическим планам создания прочной договорной системы, которая связала бы Гитлеру руки на Востоке, в какой она не соответст­вовала принципиальному пониманию Шуленбургом задач дипломатии. Возникшее между служебным поручением и собственным убеждением противоречие вынуждало посла быть чрезвычайно бди­тельным, что, в частности, нашло свое выражение в особой сдержанно­сти и в тщательном выборе слов при разговоре. Как справедливо заметил Шорске, Шуленбург редко бывал таким «скованным»[649], как во время первой беседы с наркомом иностранных дел Молотовым. Про­явив сугубую осторожность в разговоре и в отчетах, посол в то же самое время позаботился о том, чтобы в руки иностранцев попало как можно больше информации. Данное обстоятельство показывает, каким про­блематичным представлялось ему это поручение, насколько всесторонне он оценивал последствия и в какой мере был готов разделить ответственность, связанную с возложенной на него миссией.

В его сообщениях отчетливо проступает резкий контраст между доброжелательным характером встречи (Молотов отнесся к послу «дружелюбно», а в конце даже «любезно») и резкой отповедью Молото­ва на немецкое предложение. Согласно инструкции, Шуленбург начал беседу[650] с заявления о готовности Германии возобновить экономиче­ские переговоры, поскольку-де прошлые трудности с поставками уст­ранены и, кроме того, наступило улучшение общей атмосферы. Он предложил, чтобы Шнурре «в самое ближайшее время» приехал в Мос­кву и намекнул, что, «по мнению Берлина... если я правильно понял, успешное завершение экономических переговоров улучшило бы пол­итический климат». Этим Шуленбург дал понять, что имперское пра­вительство хочет использовать экономические переговоры в качестве прелюдии к переговорам политическим.

Молотов ответил резко и с иронией. Он, согласно записи Шулен­бурга, назвал весь ход предшествовавших экономических переговоров свидетельством того, «что германская сторона не относилась серьезно к делу, а по политическими соображениям лишь играла в переговоры».

Дескать, «новые переговоры» — это также лишь «политическая игра, а не серьезные намерения». Здесь не было никакого утрирования взгля­дов Молотова, который, как это следует из его собственной записи, за­явил, что о приезде Шнурре в Москву слышат не в первый раз. И далее: «Я сказал затем, что у нас создается впечатление, что германское пра­вительство вместо деловых экономических переговоров ведет своего рода игру; что для такой игры следовало бы подыскать в качестве парт­нера другую страну, а не правительство СССР. СССР в игре такого рода участвовать не собирается».

«Подозрение» и «старое советское недоверие» к немецкой тактике и целям — так охарактеризовал посол реакцию Молотова на германское предложение. Согласно записи Молотова, Шуленбург долго пытался убедить его в том, что у германского правительства есть «определенные желания урегулировать экономические отношения с СССР... На это я ответил, что мы пришли к выводу о необходимости создания соответст­вующей политической базы для успеха экономических переговоров. Без такой политической базы, как показал опыт переговоров с Герма­нией, нельзя разрешить экономических вопросов»[651].