Палач

На дороге, в ста шагах от них, Гудо разглядел бюргермейстера, судью и инквизитора Марцио, которых сопровождали все городские стражники. Пока господин в синих одеждах подходил, взгляды тех, кто собрался на дороге, были направлены на него. Палача ждали, ждали с нетерпением.

— Ну, наконец-то явился, — вместо приветствия сказал бюргемейстер и сразу же велел:

— Палач, бери с собой Патрика и стражников и выясни… Все выясни. В первую очередь узнай, не больны ли эти люди.

— Выяснить я могу. Вот только больны ли они… Это дело лекаря Хорста, — вздохнув, ответил Гудо.

— Я сам знаю, — грубо прервал его Венцель Марцел. Затем, пытаясь загладить свою грубость, он улыбнулся и сказал мягче:

— Лекарь Хорст… Он не смог. Он…

— Его жалкая душонка обделалась, — рассмеялся Патрик.

— Что-то такое, — быстро согласился бюргермейстер. — Но ты ведь кое-что понимаешь в болезнях. Я это знаю. Весь город знает. Посмотри. Прошу тебя…

Гудо окинул бюргермейстера внимательным взглядом и согласно кивнул.

«Что-то слишком долго я живу», — вновь подумал палач и направился к непрошеным гостям славного города Витинбурга.

За ним последовал Патрик. После долгих криков и угроз нехотя поплелись за господином в синих одеждах и стражники. Но их хватило ненадолго. На половине пути они остановились и остались стойко стоять, несмотря на все ругательства, которые в их спины отпускал гневный бюргермейстер.

— Не страшно, Патрик? — тихо спросил палач.

Патрик промолчал.

— Как окажемся за первой повозкой, там и оставайся. У тебя есть нож? Хорошо. Можешь показать его всем, кто посмеет к тебе приблизиться менее чем на пять шагов.

Но тут Гудо увидел выходящих из-за повозок мужчин и женщин различных сословий: от нищего калеки до одетых в бархат и парчу благородных господ. К ногам многих прижимались дети. Где-то между повозками ревели младенцы, выпрашивая материнского молока.

На лицах тех, кто вышел навстречу палачу, застыло выражение печали и отчаяния. Еще несколько дней назад, а может, даже вчера, им в самом дьявольском сне не мог присниться весь тот ужас, что вышвырнул их из родных домов. Подгоняемые страхом, эти люди бросились в путь — от родного порога к неизвестности. Мучительной неизвестности.

Гудо остановился в десяти шагах и громко сказал:

— Я — палач города Витинбурга.

На эти слова вперед вышел богато одетый мужчина преклонных лет.

— Мы знаем тебя. Большинство тех, кто стоит за моей спиной, из Мюнстера. Чума уже подступила к его стенам. Нам посчастливилось вырваться, когда в городе еще не было ни одного зачумленного. Теперь уже в Мюнстере трупы валяются на улицах. Мы несколько дней прятались в лесу, но поняли, что деревья и кусты не могут быть надежной защитой от черной смерти. У нас есть продовольствие и оружие. Мы просим поселить наших жен и детей за стенами, а мужчины останутся на дорогах, чтобы не пропустить больных и остановить наплыв бегущих.

— Как тебя зовут? — с раздражением в голосе спросил Гудо. Этот человек говорил верные слова. И можно было не сомневаться в том, что его рука не дрогнет, чтобы остановить тех, кто шел вслед за ним на спасительную землю Витинбурга. Но что-то настораживало в нем палача.

— Я — Альберт, первый из купцов города Мюнстера. Меня вчера назначили в старшины этого обоза.

— Так значит, это ты выбрал Витинбург для спасения от чумы? — Гудо нахмурился.

— Я, — честно признался купец. — Я часто бываю в разных городах. В Мюнстере и в некоторых других городах я присутствовал на казнях и наказаниях, в которых ты проявил свое мастерство. Многие знают господина в синих одеждах из Витинбурга. И если у города такой палач, значит, в нем мудрый бюргермейстер. Такой город сможет противостоять многим бедам. Я так и сказал тем людям, что стоят за моей спиной.

— Сколько у вас мужчин?

Альберт нагловато усмехнулся и гордо произнес:

— Около ста. И все вооружены. Они выполнят любой мой приказ.

— Хорошо, оставайтесь на месте, — велел палач и, махнув рукой Патрику, направился к бюргермейстеру и тем, кто был рядом с ним.

Еще издали Венцель Марцел спросил палача:

— Они принесли чуму?

Гудо молча подошел к бюргермейстеру и, глядя себе под ноги, ответил:

— Не знаю. Там сотня вооруженных мужчин, в отчаянии готовых на все. Старший у них Альберт, купец из Мюнстера. Кажется, он имеет на этих людей большое влияние.

— И что они хотят? — бледнея, спросил бюргермейстер.

— Они хотят, чтобы вы впустили под защиту города женщин и детей. А мужчины готовы встать карантином на границах Витинбурга и никого больше не впустить.

— О, слава Господу! Все, как я говорил. — Отец Марцио перекрестился. — Пусть сегодня же строят на границах виселицы и вздергивают всех строптивых. Чем больше виселиц, тем лучше. А почему прекратили звонить в колокола?

— Так вы, святой отец, предлагаете впустить этот сброд в город? А как на это посмотрят бюргеры? Вы думаете, они с радостью распахнут свои двери и впустят незнакомых людей? — Венцель Марцел посмотрел на судью.

Перкель согласно кивнул и добавил:

— А если уже завтра к нам сбежится вся округа? Все селяне, которые проживают на наших землях?