Палач

Когда палач почувствовал, что разум, сердце и душа освободились от печальных гостей, он был немало удивлен. Ему казалось, что он долгое время лежал в беспамятстве. Но это было не так. А может, и так. Все, что терзало его изнутри, на некоторое время покинуло тело, хотя само тело жило. Мало того, теперь он держал в руке выструганный меч, а на его коленках было много стружки и щепок.

Удивленный и даже обеспокоенный случившимся, Гудо поднялся и осмотрелся. День близился к концу. В лагере Альберта, как всегда, дымили костры. Гулявшие за стенами города горожане спешили к закрывающимся воротам. Птицы возвращались в гнезда, а где-то в глубине леса трубил олень.

Гудо словно с похмелья поплелся домой. В голове звенело от пустоты. Даже войдя в дом, он не сразу понял, что к чему. Он даже не понял, зачем протянул дочери игрушечный меч и почему его девочки рассмеялись при этом.

Он стал приходить в себя только после того, как подошел к столу и взял в руки свой синий плащ, умело сшитый женщиной.

* * *

Гудо насадил маленькое колесико на ось и еще раз оценил свою работу. Вышла очень удачная игрушечная повозка. Он повертел ее в руках и протянул стоящей у стола Грете. Девочка улыбнулась и прыгнула к матери на кровать. Теперь они уже вместе любовались мастерски сделанной игрушкой. Здесь же, на кровати, лежали вырезанные из дерева ослик, не виденный никогда Гретой слоник и свирель, которую девочка тоже видела впервые.

— Сегодня я принесу еще яблок. Грета, ты любишь яблоки?

— Люблю, — звонко ответила девочка и положила голову на плечо матери.

— Гудо, а ты мог бы принести моток шерсти и сделать спицы? Я бы связала шапочку для Греты и чулки для нас.

Адела приподняла голову и с надеждой посмотрела на мужчину.

«Для нас…» — подумал Гудо и прикусил нижнюю губу.

— Принесу, обязательно принесу.

— Гудо, а мы могли бы и этой ночью сходить на озеро?

— Это не озеро. Это запруда. Ее выкопали в начале лета.

— Грета бы побегала там и побросала камешки в воду.

— Если все будет спокойно, мы пойдем вместе.

Девочка заулыбалась и поцеловала мать.

— Я хотела сварить мясную похлебку, но проклятая крыса стащила кость. Прости, я не доглядела. — Адела виновато улыбнулась.

— Я накажу эту старую воровку. Мы из нее сварим похлебку.

Грета скривилась и вопросительно посмотрела на мать.

— Гудо шутит, — сказала Адела и нежно погладила дочь по голове.

Палач улыбнулся и согласно кивнул. Он посмотрел на свои полки и решил проверить, что у него еще есть в запасе. Но едва он подошел к ним, как из-за двери послышался голос:

— Эй! Выходи! Тебя требует бюргермейстер.

Гудо почувствовал, как кровь прилила к вискам. Он с тревогой посмотрел на Аделу и медленно поднялся. Ему совсем не хотелось оставлять одних своих милых девочек.

— Я… Я вернусь. Скоро вернусь. У нас будет другая жизнь. Верь мне.

Гудо набросил на себя плащ и, печально опустив голову, вышел.

В десяти шагах от дома стоял стражник и неизвестно чему улыбался. Палач положил руку на меч и с ненавистью посмотрел на пришедшего.

«Может, просто выбить ему зубы? — с тоской подумал Гудо. — Но в чем его вина?»

— Пошли, — коротко бросил господин в синих одеждах и заметил, как стражник таращится, пытаясь что-то разглядеть за его плечом.

Гудо оглянулся и совсем пал духом. На ступенях его дома, положив руки на плечи дочери, стояла Адела. Палач тихо застонал и легонько толкнул в плечо стражника.

— Пошли. И помни: ты ничего не видел.

Стражник пожал плечами и пошел за широко шагающим Гудо.

— А мы не в город, — сообщил он, заметив, что палач свернул к воротам. — Бюргермейстер ждет тебя в лагере Альберта. Точнее, в лесу, за лагерем.

— И что он там делает?

— Грустит над мертвой девчушкой, — почесав бороду, ответил стражник.

Палач тяжело посмотрел на сопровождающего и с грустью промолвил:

— Господь, кажется, от нас отворачивается.

Лагерь Альберта почти опустел. Мужчины, женщины и их дети собрались в пятидесяти шагах от крайней повозки лагеря, возле густых зарослей волчьей ягоды. Гудо с трудом протиснулся сквозь толпу и подошел к бюргермейстеру. Тот стоял, склонив голову, и слушал взволнованного Альберта.

— Чем же дитя провинилось? За что Господь так жестоко ее наказал? Какой человек… Нет. Только зверь способен на такое.

— Ума не приложу, — честно сознался Венцель Марцел. — У нас такого никогда не случалось. Ну, были убийства. Но детей не убивали. Это точно.

Затем он поднял голову и увидел Гудо.

— А, это ты… Ты должен во всем разобраться. Посмотри, что и как.

И бюргермейстер указал рукой на лежащее в пяти шагах тело, полускрытое ветками кустов.

Гудо кивнул и подошел к мертвой девочке. Он опустился возле нее на колени и долго не решался взглянуть на мертвую. Наконец он пересилил себя и стал внимательно осматривать лежащую на спине обнаженную девочку, которая на год или два была старше его Греты. Затем он встал и подошел к бюргермейстеру и Альберту.

— Ее убили ножом в сердце. Сегодня утром. Вначале придушили. Потом надругались и вонзили нож. Больше мне нечего сказать.

— О Господи милосердный, — застонал Альберт.