Палач

Возле двери, поближе к проемному свету, стоял стол из выструганных досок. За него Венцель Марцел усадил дочь и устроился сам. Только после этого он сообщил вошедшему вслед хозяину:

– Я Венцель Марцел, бюргермейстер имперского города Витинбурга. Я и моя дочь следуем к епископу Мюнстера. Он нас ждет. У нас важная встреча. Как твое имя?

– Я Йоган. Староста этого селения, – поклонившись, ответил хозяин и замер в ожидании дальнейших приказаний.

– Вот что, Йоган. Нужно подковать мою лошадь. Надеюсь, у вас есть такой человек?

– Да. У нас есть хороший кузнец, но он сейчас на церковной службе в монастыре. Придет к ночи.

– А другие?

– Другие не возьмутся. Разве для себя. Для других за ремесло нужно платить епископу.

Бюргермейстер понимающе кивнул и обратился к дочери:

– Нам придется переночевать здесь. В Мюнстере после захода солнца городские ворота закрываются. Да и останавливаться там дорого.

– Да, отец, – кротко согласилась Эльва и посмотрела на вошедшую годовалую свинку.

Подсвинок привычно подошел к лежанке, пустил длинную струю и сразу же улегся в свою лужу.

– Я заплачу тебе пражский грош за ночлег и курицу для нас. Сначала птицу обжарь, потом свари в чесночном бульоне. Да и людей моих покорми.

– Да, господин, – радостно откликнулся хозяин. – Я дам твоим людям луковый суп и даже хлеб. Спать будете на лежанке. Ваши слуги могут лечь в хлеву. Там есть свежее сено. Мы с женой и детьми переночуем у соседей. У нас даже есть покрывала.

Последние слова хозяин произнес уже за дверью.

Поговорив о пустяках с дочерью, Венцель Марцел укрыл ее своим плащом. Осень в этом году была прохладной.

В дверь боком вошел староста. В руках хозяина дома была небольшая охапка дров. Вслед за ним через порог шагнула его жена, довольно упитанная, высокая женщина. Она несла курицу на вертеле и угольки в глиняном горшочке.

Пока Йоган возился с огнем, появился долговязый мальчишка и поставил перед матерью котелок с водой. Женщина, подобрав юбку, уселась на сопревшую траву и солому, которыми был устелен пол, и стала чистить овощи. Затем она принялась стругать в котелок лук, чеснок, брюкву, несколько яблок, капусту и лесные коренья.

– Вот суп и готов, – удовлетворенно сказал хозяин и с гордостью посмотрел на свою жену.

– Хорошо бы его вскипятить. Для живота хорошо, – заметил бюргемейстер.

Йоган немного помолчал, а затем, смущаясь, ответил:

– Хорошо бы. Но у нас принято так.

– И у нас так принято, – подтвердил Венцель Марцел.

– Дров хватит только на бульон с курицей. – Хозяин развел руками.

– Вокруг хороший лес.

– Да, хороший. Но за рубку леса и дрова нужно платить епископу. Тех, кто рубит без позволения, вешают прямо на месте. К тому же лесничий у нас веселый. Два месяца назад он развлекся тем, что выпустил кишки несчастному Якову и обвязал ими ствол сосны, который тот пытался срубить. Так и остался Яков у сосны, своим ужасным криком призывая волков.

– Да, веселый лесничий, – согласился бюргермейстер и лениво зевнул. – Много непонятного зла в наше время. Нужно быть добрее к людям. Господь в царстве небесном зачтет это.

Староста поспешно кивнул.

– Жена, добавь в суп немного свиного жира.

* * *

Убедившись в том, что подкова добротно встала на свое место, Венцель Марцел кинул кузнецу мелкую серебряную монету и почесал затылок. Не приходилось сомневаться в том, что ночью к собственным вшам он добавил и селянских, кишевших в их вонючих матрасах и покрывалах.

– Господин бюргермейстер, – обратился к Венцелю Марцелу стражник, – спасибо за суп и хлеб. Вас ждет веселье и удачная встреча.

Бюргермейстер угрюмо посмотрел на стражника. Этого низкорослого воина звали Вермет.

– О каком веселье ты говоришь?

– Не знаю точно. Но на рассвете к колодцу подошли старик и старуха. Очень веселые и разговорчивые. А когда они узнали, что мы сопровождаем самого бюргермейстера Витинбурга, то и вовсе от души развеселились. Потом сказали, что Венцеля Марцела ждет встреча. И будет она веселее не придумать.

– Мне не до веселья, – раздраженно промолвил бюргермейстер и почувствовал, как об кисть правой руки ударила слизь. – Проклятые птицы.

Венцель Марцел сощурился, пытаясь рассмотреть своими слабыми глазами, что это за гадящая тварь, но увидел только черную точку.

«Это к деньгам или к важной встрече», – решил бюргермейстер и втиснулся вслед за дочерью в повозку.

А кружившая над Венцелем Марцелом птица, стремительно полетев вниз, уселась на ветке и звучно каркнула.

Наверное, нужно было бы подгонять и возничего, и ленивых лошадей, но Венцель Марцел не делал этого. Он предался сочинению. Так же как и древним философам, ему хотелось изложить на пергаменте собственные вечные мысли, читая которые, люди, живущие через столетия, будут удивляться его ясному уму и здравому рассуждению. Точно так же, как удивлялся он, Венцель Марцел, еще десять лет назад, когда ни один день не обходился без чтения мудрых высказываний Софокла, Аристотеля, Плутарха, Овидия и других великих греков и римлян античных времен.