Палач

Элегантный таунхаус, в котором они решили устроить вечеринку, принадлежал Томасу. В последние несколько месяцев он не раз предлагал ей переехать к нему. Хотя Бакстер перевезла сюда некоторые вещи и даже помогла сделать ремонт в большой спальне, ей категорически не хотелось отказываться от квартиры на главной улице Уимблдона, и она по-прежнему держала там своего кота Эхо в качестве предлога постоянно возвращаться домой.

Четверо друзей сели за стол; за ужином они рассказывали друг другу бородатые истории, которые со временем становились все менее достоверными, но все более веселыми, а также проявляли живейший интерес к таким банальным вопросам, как работа, воспитание детей и лучший рецепт приготовления лосося. Держа Тиа за руку, Эдмундс с воодушевлением говорил о своем продвижении по службе в отделе по борьбе с финансовыми преступлениями и несколько раз повторил, как много времени он теперь может проводить с семьей, в которой не так давно появилось пополнение. Когда зашла речь о делах на работе, Бакстер не стала упоминать ни о визите заокеанских коллег, ни о незавидной миссии, ожидавшей ее на следующее утро.

В 10 часов 17 минут вечера Тиа уснула на диване, а Томас отправился наводить порядок на кухне, оставив Бакстер и Эдмундса наедине. Алекс наполнил бокалы вином до краев, и они с Эмили завели непринужденный разговор, глядя на догорающее пламя свечей.

– Как у тебя дела в отделе? – тихо спросила детектив, бросив взгляд на диван, чтобы проверить, что Тиа и правда уснула.

– Говорю тебе… все в порядке… – ответил Эдмундс.

Бакстер терпеливо ждала.

– Нет, правда, все хорошо, – сказал он, сложив на груди руки, будто переходя в оборонительную позицию.

Эмили молчала.

– Потихоньку работаю. А ты что хотела от меня услышать?

Когда же она и на этот раз отказалась принять его ответ, он наконец улыбнулся.

Бакстер слишком хорошо его знала.

– Мне там до омерзения скучно… нет, я не жалею, что ушел из убойного, но…

– Звучит, как будто еще как жалеешь, – сказала детектив.

При каждой встрече она пыталась уговорить его вернуться обратно.

– Я привык жить своей жизнью. И очень привык видеть дочь.

– Ты растрачиваешь себя попусту, – искренне возразила Бакстер.

Официально именно она поймала знаменитого убийцу, смастерившего Тряпичную куклу, но в действительности дело раскрыл Эдмундс. Он один сумел разглядеть истину за пеленой лжи и обмана, застившей взор ей и другим членам их команды.

– Я скажу так: если ты назначишь меня на должность детектива, но позволишь работать только с девяти до пяти, я сегодня же вечером напишу рапорт о переводе, – улыбнулся Эдмундс, зная, что разговор на этом можно считать законченным.

Бакстер отступилась и стала потягивать вино. Томас по-прежнему гремел посудой на кухне.

– Завтра мне надо ехать в тюрьму к Массу, – обронила она с таким видом, будто ей каждый день приходилось допрашивать серийных убийц.

– Что? – воскликнул Эдмундс, поперхнулся и выплюнул глоток купленного за полцены «Совиньон Блан». – Но почему?

Он был единственным, кому Эмили рассказала правду о том, что случилось в день ареста Летаниэла Масса. Они оба не могли знать наверняка, что конкретно запомнил маньяк. Он получил множество травм и чуть не отправился на тот свет, но Эмили всегда боялась, что Масс, сохранись в его памяти что-нибудь лишнее, сможет без труда разрушить ее жизнь, если на то будет воля его больного мозга.

Бакстер рассказала Алексу о разговоре с Ванитой и двумя «специальными» агентами, упомянув и о том, как ее откомандировали осмотреть вместе с ними место преступления в Нью-Йорке.

Эдмундс слушал молча, и чем больше она говорила, тем явственнее на его лице проступало беспокойство.

– Я думал, дело закрыто, – протянул он, когда она закончила.

– Так оно и есть. Просто еще одна имитация Тряпичной куклы.

Судя по виду, Эдмундс в этом был не так уверен.

– У тебя есть какие-то соображения? – спросила Бакстер.

– Ты сказала, что на груди у жертвы вырезали слово «Наживка».

– Ну да.

– «Наживка»… Хотел бы я знать, для кого.

– Хочешь сказать, для меня? – недовольно фыркнула Бакстер, без труда догадавшись по тону Эдмундса, что именно он хотел сказать.

– Парня звали так же, как Волка, а теперь и ты оказалась втянута в это дело, удивительно.

Бакстер тепло улыбнулась другу и добавила:

– Это лишь очередная имитация, не более того. Не волнуйся за меня.

– Я всегда за тебя волнуюсь.

– Кофе? – спросил Томас, стоя в дверном проеме и вытирая руки кухонным полотенцем.

Его слова застали их врасплох.

– Да, если можно, – ответил Эдмундс.

Бакстер отказалась, и Томас вновь исчез на кухне.

– У тебя для меня, случаем, ничего нет? – прошептала она.

Эдмундсу было явно не по себе. Бросив взгляд на открытую дверь кухни, он неохотно вытащил белый конверт из кармана висевшего на спинке стула пиджака.

Но отдавать сразу не стал, положил перед собой на стол и в который раз попытался убедить Бакстер его не брать.

– Тебе это не нужно.

Эмили потянулась, чтобы взять конверт, но Алекс перехватил его.

Бакстер разозлилась.

– Томас хороший человек, – тихо молвил Алекс, – ему можно верить.