Палач

8 часов 41 минута утра

– Успокойся хоть немного, – прошипел Эдмундс, выбежав из финансового отдела. Теперь он слонялся по коридору, прижимая к уху телефон.

Ему удалось урвать три часа сна, больше, чем в среднем удавалось поспать Тиа, но измученный недавней чередой бессонных ночей организм требовал платить по счетам.

Увидев, что чуть дальше по коридору из лифта вышел начальник, Эдмундс спрятался в закрытом на ремонт туалете и понизил голос до шепота:

– Я уверен, этому есть вполне разумное объяснение.

– Врать мне снова и снова с того самого момента, как я подключилась к расследованию этого дела? – прошептала Бакстер.

Она стояла в просторной спальне арендованного пентхауса Алексея Грина в Найтсбридже. На полу в беспорядке валялась дорогая одежда – гардероб стоял пустой, ящики выдвинуты. Матрац был распорот, из него на коврик у окна вывалились пружины и набивка. Снятый со стены телевизор стоял без задней крышки.

Команда обыска поработала на совесть.

Бакстер слышала, как Руш копается в соседней комнате, тоже перевернутой вверх дном.

– Ты сам подумай – они прямо при мне что-то увидели в машине, врезавшейся в 33-й участок, но, когда я его об этом спросила, он тут же взялся отнекиваться. Токсикологическая экспертиза, которую Кертис… – Эмили на мгновение замолчала. – Я нашла смятую бумажку с ее результатами в кармане его куртки. А теперь он рассказывает мне сказки о том, где был минувшей ночью.

– Откуда ты знаешь?

– Зачем ему всю ночь звонить домой, если он уже приехал?

– Об этом, наверное, надо было спросить его жену, когда ты с ней разговаривала, – риторически предложил Эдмундс.

– Я не успела, – сердито прошептала Бакстер, – учитывая это, ситуация с его семьей кажется как минимум странной. Добавь сюда и то, что он даже не может толком сказать, сколько лет его дочери – то ей шестнадцать, то шесть… Что-то тут нечисто.

– Ну, когда ты так об этом рассказываешь… – сказал Эдмундс и на несколько секунд умолк. – Но быть паршивым отцом еще не преступление. Какое отношение имеет к нашему делу его личная жизнь?

– Не знаю! Может, самое прямое… а может, вообще никакого.

Руш вышел из соседней комнаты в коридор, и Эмили умолкла. Он широко зевнул и потянулся, продемонстрировав рыхловатый живот. Весело помахал Эмили рукой и двинулся в кухню.

– Мне нужно туда проникнуть, – прошептала Бакстер.

– Куда? – спросил Эдмундс. – К нему домой?

– Сегодня вечером. Я уже предложила подвезти его до дома. Скажу, что мне нужно в туалет или что-нибудь такое. Если не получится, вломлюсь силой.

– Это невозможно!

– У меня нет другого выхода. Я не доверяю ему и хочу узнать, что он от меня скрывает.

– Я не допущу, чтобы ты занималась этим в одиночку, – сказал Эдмундс.

– Значит, ты тоже считаешь его поведение подозрительным, да?

– Нет. Но… просто… Давай я тебя там подожду, хорошо? Сообщи только, в котором часу.

– Договорились.

Бакстер дала отбой.

– Какая хорошенькая, – сказал Руш, возникая в дверях.

Бакстер виновато подпрыгнула на месте. В руках агент держал вставленную в рамку фотографию Алексея Грина с красивой женщиной. Они казались самой счастливой парой на свете и без всяких усилий затмевали изумительный пейзаж на заднем плане – залитый солнцем тихий фьорд, – готовый на все, чтобы отнять у них пальму первенства.

– Надо узнать, кто это, – бросила Бакстер и протиснулась мимо него, – я уже здесь закончила.

– Мы только зря теряем время, – сказал Руш, последовав за ней. По пути он заглянул в свободную комнату и положил фотографию на кучу барахла, – столичная полиция под микроскопом изучила здесь каждый дюйм.

– Можно подумать, я не знаю.

– Я просто сказал.

– Неважно, – ответила Бакстер и прошла на красиво отделанную кухню.

В лучах галогенных лампочек сиял разделочный стол с гранитной столешницей, вдали за балконом, подпиравшим верхний этаж здания, простирался серый город.

– Знаете, чего здесь нет? Ответа на вопрос, почему Алексей Грин решил взорвать половину Нью-Йорка. Зачем рисковать всем, что у тебя есть, чтобы… – увидев, что он не сводит с нее глаз, Эмили умолкла. – Почему вы на меня так смотрите?

От того, что он упорно отказывался отводить взгляд, ей стало неловко.

– В чем дело, Руш?

– Это ведь последний этаж?

– Ну да.

Он бросился к ней. Бакстер машинально сжала кулаки, но тут же расслабилась – Руш обогнул ее и потянул на себя балконную дверь. В просторную квартиру змеей заполз холодный ветер, оживив разбросанные повсюду бумаги и фотографии. Бакстер последовала за коллегой и вышла под дождь.

– Подсадите меня, – сказал Руш.

– Простите? – в голосе Бакстер зазвучали угрожающие нотки.

– Подсадите, – сказал агент, – чтобы я забрался на крышу.

– А-а-а… – облегченно сказала Эмили. – Хорошо… Нет!

Руш закатил глаза и залез на мокрый парапет.

– Господи, Руш!

Он вытянул вверх руки, схватился за край плоской крыши, попытался подтянуться, но безуспешно. Чтобы не получить в лоб его болтающимися ногами, Бакстер бесцеремонно подтолкнула его в нужном направлении; он, наконец, взял высоту и скрылся из виду.

У Бакстер зазвонил телефон.

– Бакстер, – ответила она. – Угу… да… отлично.