Палач

После того как они пересекают 54-ю улицу, Оскар оглядывается и видит карликового Яцека, все еще стоящего у кадки с поднятой в жесте прощания рукой.

— Старый приятель, — почему-то объясняет Оскар Барону. — У него плохое время сейчас.

Писатель понимающе кивает.

12

За день до парти Габриэл прислала Оскару батлера Жозефа и Марию. Жозеф, мускулистый, невысокий, но хорошо сложенный человек лет пятидесяти, с лицом отставного боксера, родом из Барселоны в Испании, одинаково хорошо говорил, казалось, на всех языках. К Оскару он явился в строгом черном костюме и с бабочкой. Сняв плащ, Жозеф с профессиональной серьезностью произвел осмотр хозяйства Оскара — его кухни, его посуды и его бара — и, как показалось Оскару, смерил его неодобрительным взглядом.

Затем Жозеф вступил в оживленную беседу по-испански с Марией.

Мария готовила для миссис Крониадис и Эстеллы, но, в отличие от Жозефа, Мария не жила при доме на Бикман-плейс. Мария досталась Габриэл в наследство от умершего несколько лет назад тоже греческого миллиардера, и Габриэл так ценила ее кулинарное искусство, что даже сняла для нее квартиру неподалеку, на Ист в пятидесятых улицах, дабы Марии не приходилось попусту тратить время и деньги, пересекая Нью-Йорк. Мария приходила в дом на Бикман-плейс к восьми часам утра.

Черноволосая, всегда энергичная Мария и сверхсерьезный Жозеф обменялись пулеметными очередями испанских слов, после чего Жозеф спросил Оскара, сколько он ожидает гостей.

Оскар заглянул в свой список и сообщил смущенно, что около 125 человек.

Жозеф и Мария опять постреляли друг в друга испанскими, но уже одиночными словами, после чего Жозеф спросил, хочет ли Оскар доверить им все устройство парти или у него есть какие-либо частные особые пожелания, и тогда пусть Оскар сообщит ему и Марии, какие именно.

Оскар торжественно откашлялся. «Вам, Жозеф, я доверяю больше, чем самому себе. Я думаю, будет лучше, если вы будете главным. Единственное мое пожелание, чтобы все было сделано по высшему классу, элегантно. Шампанское должно быть самое дорогое, и обслуживать парти должно достаточное количество барменов и горничных. Цветы миссис Крониадис обещала выбрать сама…»

Жозеф кивнул, не высказав, впрочем, удовольствия или неудовольствия. Жозеф принадлежал, по утверждению миссис Крониадис, к почти совершенно исчезнувшей в наше время породе чистокровных батлеров, которые служат хозяину не из чувства преданности или любви, не из желания сделать много денег, но следуя голосу профессионального призвания.

Габриэл также утверждает, что Жозеф — гомосексуалист и очень часто отправляется поздно ночами на поиски каких-то таинственных приключений в опасные части города. Возвращается же он будто бы только утром…

Оскар покосился на Жозефа, вместе с Марией усевшегося за составление хозяйственных списков. Самое точное определение этого человеческого существа неизвестной Оскару до сих пор породы будет, пожалуй… «невозмутимый». Невозмутимый Жозеф писал, время от времени сообщаясь по-испански с Марией, продолжающей заглядывать в ящики и на полки обширной, но необжитой кухни Оскара.

Через час снизу через интерком раздались первые звонки деливери, и вскоре здоровые молодые люди уже сновали из элевейтора в кухню, внося пахнущие свежестью деревянные ящики с шампанским, картонные коробки с водкой и виски, бурбоном и порто, белым итальянским и французским красным вином.

Чуть позже специальный сервис доставил столы, и стулья, и бокалы, и скатерти, и посуду. За ними последовали кусты белой и красной азалии, доставленные «Тюдоре флауэрс», — Габриэл всегда заказывала цветы именно у них. За азалией внесли цветы неизвестной Оскару породы — пышные, огромные лиловые шары на высоких стеблях. Запахло весной, сырой землей…

Возбужденный суматохой, Оскар решил прогуляться и, оставив лофт на полное попечение Жозефа и Марии, вывалился в радостном настроении на неожиданно залитую желтым весенним солнцем улицу. Даже погода приветствовала смелую и сильную Рыбу-Оскара, проплывшую сквозь ужасные водопады и пороги и наконец добравшуюся до голубого теплого моря удовольствий.

Глава седьмая

1

Оскар ожидал, что Наташка поздравит его первой. Она часто являлась домой в то время, когда нормальные люди уже отправлялись на ланч, ее приключения и кокаин не позволяли смелой русской девушке ложиться в постель и вставать вместе со всем миром. Но когда, стащив трубку с телефона, — тусклый весенний рассвет только лишь пробивался в Нью-Йорк и в спальню Оскара сквозь мелкокучевое небо, — он услышал Наташкин бодрый и пьяно-дурашливый голос, завопивший ему детскую песенку по-русски, он рассердился.

— Вставай, вставай, дружок,
С кровати на горшок…—

провыла дочь русского народа.

— Безумная! — взмолился Оскар. — У меня сегодня день рождения. Дай мне выспаться!

— Поэтому я тебе и звоню, что у тебя день рождения, — нагло заявила Наташка. — Поздравляю! Если бы день рождения был у меня, то ты бы звонил мне.