Палач

— Моя профессия куда более романтическая и славная, — продолжал Оскар. — Мои предшественники — палачи — были аристократами. Принц Влад — он же граф Дракула — один из них. Маркиз де Сад — наиболее известный из нас. Моя профессия сообщает мне ореол таинственной жуткости. Честно говоря, Даян, я думаю, женщинам, которые ищут встреч со мной, важнее именно этот жуткий исторический, полупреступный ореол вокруг Палача, чем мои фактические действия.

Оскар отказался в первую встречу быть Палачом с Даян. Он был с ней мужчиной. Даян еще предстоит знакомство с Палачом, поэтому она верит и не верит Оскару, улыбается, и хмурится, и не знает, воспринимать ли то, что он говорит, серьезно или, может быть, как кокетство притворяющегося усталым Палача.

Старый, седой и красивый черный, которого оркестр и часть зрителей встретили аплодисментами, прошел к пианино, тщательно сел, нажал лакированным башмаком педаль и запел: «Я хочу взять тебя на медленный корабль, идущий в Китай…»

Оскар опять взял красивую руку Даян и поцеловал ее. Одновременно он подумал, что очень хорошо, что Даян такая молоденькая и ей не лень еще сидеть здесь, в «Плазе», с Оскаром, напялив на себя милые парижские, немного старомодно выглядящие в Нью-Йорке тряпочки, и загадочно щуриться на Оскара и в зал и красиво нести бокал шампанского ко рту… Все эти приятные мелочи и придают жизни аромат, подумал Оскар. Кожа на личике Даян была чистой-чистой, только кое-где закрашенной легким мейкапом, глаза ее блестели… Очевидно, перед свиданием с Палачом она закапала в каждый глаз по капле жидкого вазелина…

Габриэл Крониадис не будет сидеть с Оскаром в «Плазе», лениво беседуя. Может быть, потому, что на руках у Габриэл забота о продаже оружия всему миру. И, может быть, потому, что Габриэл пятьдесят и у нее нет никаких иллюзий по поводу мира и его обитателей. Габриэл приезжает к Оскару получить свою порцию странного для других, но вполне нормального для нее самой секса и отбывает опять в мир продажи оружия. Как скучна Габриэл! — впервые признался самому себе Оскар. Жизнь ее расчерчена на квадраты, и ее секретарша Элизабет наверняка проставляет в квадратах среды и пятницы: «Оскар. 6 р. т — 9 р. т». Бр-р!

10

Теплый ветер продувал Централ-парк насквозь, когда Оскар и Даян, сидя в коляске и пьяно хохоча, совершали путешествие по парку. Они выбрали, разумеется, белую лошадь и блондинку-девочку в черном высоком цилиндре, покачивающуюся сейчас перед ними высоко на козлах.

— Посмотри, ты знаешь, что это цветет, Оскар? Белые цветы…

— Где?

— Вон, за скалой. Невысокие деревья, почти без листвы, но все в цветах.

— Не знаю. Какие-то фруктовые деревья. Наверное, яблони. Или сливы. Я вырос хотя и в небольшом, но в городе и почти не умею отличать одно дерево от другого. Даже не знаю их названий по-польски.

— Яблони, — отозвалась Маргарет с козел. Она сама представилась хохочущим Оскару и Даян, когда они вывалились из «Плазы», выдув там четыре бутылки шампанского.

— Единственное время года, когда Централ-парк еще свежий, — прокомментировал проплывающие мимо скалы, холмы, рощицы и болотца Оскар. — Конечно, он не такой свежий, как ты, Даян…

— Комплимент. Косвенный. Еще один. Я сегодня получила от Палача столько комплиментов, сколько невозможно получить от ангела…

Театральным, красивым движением женщины-соблазнительницы Даян положила руку на плечо Оскара, мгновенно обняла его за шею и поцеловала в губы легким, скользящим движением.

«Девчонка. Дурочка, — подумал Оскар. — Ведет себя так, как будто играет в фильме». Но Оскару было приятно. Да и он сам не очень-то знал, как должен себя вести сидя в коляске одетый в токсидо Палач, проезжая через Централ-парк с дочерью сталелитейного наследника, юной Даян. Оскар потянулся к затянутому в шелка существу и поцеловал ее в смеющийся, пытающийся ускользнуть рот.

— Знаешь, что сказал мой отец, когда я показала ему журнал с Палачом на обложке? — Даян лукаво прищурилась.

— Что? — Оскар был искренне заинтересован.

— «Хитрый поляк. Уступает только генералу Ярузельскому».

— Циничный у тебя папочка! — Оскар рассмеялся неожиданному сравнению.

— Я пошла в папу… Слушай, Палач, хочешь, чтобы я была твоей герл-френд?

— Хочу. Но какая же герл-френд может быть у Палача? Ты испортишь мне репутацию… Мой палаческий имидж…

— Да? Я об этом не подумала, — разочарованно констатировала Даян. — Вместе мы прекрасно смотримся.

— Я видел, как ты заглядывала на нас в зеркало в «Плазе»… — рассмеялся Палач. — В каком фильме ты в этот момент играла? «Последнее танго в Париже»?..

— Ну нет! — возмущенно запротестовала Даян. — Ты слишком молод для мужской роли. Марлон Брандо играет пятидесятилетнего. В другом…

— Не хочешь сказать… — Оскар наклонился и поцеловал Даян в мочку уха.

— Не могу… — застеснялась Даян. — Ты тогда догадаешься, что я о тебе думаю.

Когда они выезжали из парка, в молодой листве там и сям зажглись фонари, и слабый свет их на фоне еще совсем нетемного неба вдруг сообщил Нью-Йорку, открывшемуся им впереди, сказочный, сюрреалистический вид.

— Как картина Магрита, — сказала Даян.