Палач демона

Немного поломавшись, бабка согласилась. За что Константин Евгеньевич вынужден был отдать ей остатки денег, которые он забрал у убитых красноармейцев. Она жила в старой деревянной избе, неподалеку от железнодорожной станции. Приказав постояльцу идти спать в сени, она бросила ему на пол пару рогож и залезла на печь. На следующее утро, пока хозяйка еще спала, есаул самым бессовестным образом стащил у нее приличный шмат сала, четыре куриных яйца и краюху домашнего хлеба. Завернул добычу в старенький рушник с поблекшей вышивкой по краям, Константин Евгеньевич последний раз осмотрелся по сторонам, вышел за порог и был таков! -«Докатился, ваше благородие!» – крутилось у него в голове. – «Старушку обокрал! Впрочем, что я мог поделать? Ведь, путь предстоит неблизкий. С голоду мне было подохнуть, что ли?!» Размышляя таким образом, ему почти удалось заглушить голос своей негодующей совести. Вскоре он подошел к зданию вокзала. Денег у него больше не было, но он, с помощью своей палочки-выручалочки – мандата покойного товарища Свиридова, умудрился задурить голову очередному начальнику станции. И уже через семь часов, высадился в Тамбове.

– «Привет вам, мои родные!» – направляясь в отцовское имение офицер представлял себе, как обрадуются ему мать и отец. Как они крепко сожмут друг друга в объятиях, а потом сядут за праздничный стол в гостиной. – «Вот только, как отцу скажу, что шашку – его подарок, я вынужден был оставить?» – мысленно сокрушался он. – «Он, наверное, не поймет…».

Выйдя на окраину Тамбова, Константин Евгеньевич, присев на пень, снял сапоги и начал перематывать сбившуюся портянку.

– Эй, господин хороший! – услышал он у себя за спиной чей-то голос. Обернувшись, Маматов увидел старенькую кособокую телегу с впряженной в нее саврасой лошадью. На телеге восседал немолодой уже мужичок и хитро, ухмылялся в русую бороду. Он был одет в длинный расстегнутый зипун, из-под которого виднелась холщевая косоворотка, выпущенная поверх нешироких штанов и обмотанная на поясе вышитым кушаком. На ногах яловые сапоги, а на растрепанной голове криво сидела собачья шапка. Широкое лицо случайного собеседника озаряла довольная улыбка, а напоминавший катрошку нос умильно морщился. – «Верно, из трактира» – заключил про себя есаул и не ошибся.

– Какой я тебе господин! – делано возмутился Константин Евгеньевич. Теперь мы все товарищи!

– Дык, я так просто сказал, – заметив на лице собеседника совсем недружественное выражение, начал оправдываться мужичок. Прости великодушно, ваше благородие!

– Да ты я вижу вчера весь ум пропил! – воскликнул есаул, настороженно оглядываясь по сторонам. Вскочив с пенька, он быстрыми шагами подошел к вознице и со словами: «На, смотри, мироед!» – сунул мужичку под нос мандат товарища Свиридова. Тот, прочитав написанное по складам, растеряно почесал затылок: «Ну, тогды, извиняй, товарищ Свиридов. Не признал, что из новой власти.»

– Дурак, потому что, – ответил Маматов, с раздражением засовывая мандат себе в карман.

– Че, обзываться то сразу… – обиженно насупился мужичок.

– Ну ладно, прости, товарищ, вырвалось, устал уж я очень… – примирительно ответил есаул.

– А куды путь держите? – поинтересовался мужичок.

– В село Вишневое, – ответил Маматов.

– Ой, не ходили бы вы туда, ваше благородие! – вырвалось у мужичка. Не дай Бог, беда будет!

– Да ты, что дурак, опять за старое! – возмущенно зашипел Константин Евгеньевич. Сказано же, я товарищ Свиридов.

– Ну, пусть ты, ваше благородие, теперь и товарищ, но раньше то, ведь в имении проживали! – выпалил собеседник.

– Так, ты знаешь меня? – удивился Маматов.

– Знамо дело, – ответил мужичок. У батюшки вашего, Евгения Петровича служил в конюхах.

– Да ну! – удивленно воскликнул есаул, залезая в телегу. Быть не может! Что-то я тебя не припомню! Как звать то, тебя, мил человек?

– Федором люди кличут, – ответил тот. Федором Рогаткиным.

– А что не припоминаете, дык, это оттого, что вы Константин Евгеньевич, тогда еще совсем сопливцем были, – засмеялся мужичок.

– Ох, простите, великодушно! А потом я с разрешения батюшки вашего в город на заработки подался. Теперь, вот так в Тамбове и проживаю.

– Жена то у тебя имеется? – поинтересовался Маматов.

– А конечно! Нешто я не мужик? – ответил Федор. В Вишневом она у меня, за хозявством приглядывает.

– Городским стал, значит? – криво усмехнулся Маматов и задал очередной вопрос: «Где работаешь то, любезный?»

– На чугонолитейном заводе промышленника Мохова, – ответил Федор.

– Неужели он больше платит, чем батюшка мой?

– Вы не серчайте, но больше, – кивнул мужичок.

– Когда я только пришел, то меня учеником взяли. Хотя и не молодой я уже был. Но сразу же семьдесят рублев положили. А через два года, когда в литейную премудрость освоил, то все сто шестьдесят платить стали, – похвастал Федор.

– Зато вкалывать, небось, от зари до зари приходится? – съехидничал Константин Евгеньевич. Не то, что в конюхах у батюшки: сенца задал, воды принес, почистил и – на боковую!