В начале третьего Эмили была уже вымотана до бесчувствия, а еще надо было пережить долгий день и вечер. К пяти она начала уже верить, что Джек действительно может выиграть. Она почувствовала необычайный подъем, но затем опять впала в отчаяние.
К тому времени, как участок закрылся, Эмили была в полном изнеможении; волосы выбились из прически, платье утратило свежий вид, и еще никогда в жизни она так не стирала ног. Они с Джеком ехали домой в двухместной коляске. Ехали молча, тесно прижавшись друг к другу. Они не знали, о чем говорить теперь, когда битва окончена и остается ждать, не зная, что они обретут – победу или поражение.
Дома, поздно вечером, они поужинали, но были слишком напряжены, чтобы есть с аппетитом. Эмили потом не могла сказать, что ела; припомнила только, что на тарелке вроде розовел лосось, но в каком он был виде – отварной или копченый, – этого она сказать не смогла бы. Эмили все время поглядывала на часы, стоявшие на камине, и думала, когда наконец они кончат отсчитывать оставшиеся часы и все станет известно.
– Ты думаешь?.. – начала было она как раз в ту минуту, когда Джек тоже открыл рот.
– Извини, – ответил он поспешно. – А ты что хотела сказать?
– Ничего. Так, неважно. А ты?
– Ничего особенного, просто это может продлиться долго. И тебе незачем…
Эмили бросила на него ледяной взгляд.
– Ладно, все в порядке, – сказал Джек извиняющимся тоном. – Но я просто подумал…
– Ну и не говори. Это же просто смешно! Я, конечно, собираюсь ждать, пока не подсчитают все бюллетени и мы не узнаем…
Он встал из-за стола. Было четверть десятого.
– Хорошо, но давай тогда ждать в гостиной, где можно устроиться поудобнее.
Эмили согласно улыбнулась и пошла за ним в холл. Почти сразу, как они вышли из столовой, из арки под лестницей возник младший лакей Гарри, взлохмаченный и раскрасневшийся.
– Они все еще считают, сэр, – сказал он, запыхавшись. – Я только что из участка, но, наверное, они уже почти все подсчитали, и обе горки бумажек почти равные. Вы можете выиграть, сэр! Мистер Дженкинс говорит, что это будете вы!
– Спасибо, Гарри, – очень ровно ответил Джек. – Но я думаю, что Дженкинс говорит так больше из симпатии ко мне, нежели точно знает, как оно все на самом деле.
– Ой, нет, сэр, – ответил Гарри с необыкновенной уверенностью. – Все слуги тоже говорят, что вы будете первым. И что мистер Эттли не такой умный, как воображает. Кухарка говорит, что на этот раз он оплошал. И еще он неженатый, и миссис Эджес говорит, что богатые леди с дочерями очень бы хотели его заполучить в зятья и очень за ним гоняются в обществе, но поэтому ему нет такой веры, как женатому и семейному человеку, как… – Щеки у него покраснели от возбуждения и долгой речи, и он выпятил грудь.
– Спасибо, – серьезно сказал Джек. – Надеюсь, ты не очень будешь разочарован, если я проиграю?
– О нет, сэр, – сказал жизнерадостно Гарри. – Но вы выиграете!
С этими словами повернулся и вышел в дверь, обитую зеленым сукном, в помещение для слуг.
– О господи! – вздохнул Джек и снова направился к гостиной. – Они так огорчатся.
– Мы все огорчимся, – согласилась Эмили, проходя в открытую для нее дверь. – Но вряд ли стоит за что-то бороться, если тебе безразлично, выиграешь или проиграешь.
Он затворил дверь, и они сели рядом и пытались придумать, о чем бы еще поговорить, а минуты шли, и часовая стрелка на позолоченном циферблате подползла к десяти, а потом к одиннадцати.
Время наступило позднее, и уже должен быть известен результат. Они почти не пытались разговаривать, лишь время от времени обменивались отрывистыми, случайными фразами.
Наконец в двадцать минут двенадцатого распахнулась дверь гостиной, и на пороге возник Дженкинс с горящим лицом и, запинаясь и захлебываясь от несвойственного ему наплыва чувств, произнес:
– С-сэр мистер Рэдли! Опять пересчитывают, сэр! И уже почти кончили. Экипаж готов, и Джеймс от-отвезет вас в участок. Мэм…
Джек вскочил и двинулся вперед, даже не подумав помочь Эмили встать, но та тоже уже вскочила. От волнения ноги у нее ослабли, но она следовала за ним почти по пятам.
– Спасибо, – ответил Джек с гораздо меньшим спокойствием, чем хотелось бы. – Да, спасибо. Мы едем. – Он протянул руку Эмили и поспешил к выходу, даже не побеспокоившись надеть пальто.
Они ехали молча, наклонившись вперед, словно могли что-то увидеть впереди, но ничего не видели, кроме проблеска уличных фонарей и мелькающих огоньков на каретах, поспешающих вперед, в эту самую неспокойную в городе ночь.
С бьющимися сердцами они вышли из кареты и поднялись в помещение избирательного участка, где все еще считали бюллетени. По крайней мере половина присутствующих сразу замолкла, в их сторону повернулись лица, затем послышались приглушенные голоса. Только считавшие остались в прежнем положении. Головы их низко склонились, пальцы бегали по пачкам листков, пересчитывая их, а перед ними все росли и росли два столбика бюллетеней.
– Это уже в третий раз! – прошипел какой-то низенький человек в страшном волнении.
Эмили так крепко схватила Джека за руку, что он сморгнул, но она не ослабляла пожатия.