В первую очередь она записалась на программу лечения пищевых расстройств в клинике, где я работал, и прошла обследование согласно их трудоемкому протоколу, который включал комплексный медицинский осмотр и батарею психологических тестов. Затем она очистила свою квартиру от еды – от всех банок, пакетов и бутылок. Она составила план альтернативных занятий, заметив, что отказ от обедов и ужинов нарушает ход социальной жизни. К моему удивлению, она записалась в сквэр-данс группу (у этой леди есть выдержка, подумал я) и в лигу игроков в боулинг – когда она была маленькой, отец часто брал ее с собой в кегельбан, объяснила она. Она купила подержанный велотренажер и установила его перед телевизором. Затем она сказала «прощай!» своим старым друзьям – картофельным чипсам Granny Goose Hawaiian, печенью с шоколадной крошкой Mrs. Fields и (самое сложное) пончикам с медовой глазурью.
Была также проведена серьезная внутренняя подготовка, которую Бетти затруднялась описать иначе, чем «принятие внутреннего решения» и ожидание подходящего момента, чтобы сесть на диету. Мое нетерпение росло, и я развлекал себя образом огромного японского борца сумо, который расхаживает по ковру, становится в позу и выкрикивает что-то воинственное, готовясь к схватке.
Наконец свершилось! Она выбрала жидкую диету Optifast, полностью отказалась от твердой пищи, каждое утро по сорок минут занималась на велотренажере, каждый день проходила пешком по пять километров и раз в неделю занималась боулингом и танцами. Ее жировая оболочка начала постепенно рассасываться. Она начала сбрасывать вес. Тяжелые складки висящей плоти просто растворялись и исчезали. Скоро килограммы потекли с нее ручьем – полкило, килограмм, иногда два кило в неделю.
Каждый сеанс Бетти начинала с рапорта об успехах: сброшено пять кило, затем девять, одиннадцать, четырнадцать. Она похудела до ста девяти килограмм, затем до ста четырех и ста. Это казалось поразительно легким и быстрым. Я восхищался ею и каждую неделю хвалил ее за успехи. Но в эти первые недели я также слышал жестокий внутренний голос, который нашептывал: «Господи Боже, если она так быстро худеет, то сколько же еды она поглощала до этого!»
Прошли недели – кампания продолжалась. За три месяца она похудела до девяноста пяти килограмм. Затем девяносто, на двадцать пять кило меньше! Затем восемьдесят шесть. Сопротивление возрастало. Иногда она приходила ко мне в кабинет в слезах, проголодав всю неделю, но не потеряв при этом ни грамма. Каждый килограмм давался с трудом, но Бетти продолжала придерживаться диеты.
Это были ужасные месяцы. Ей все опротивело. Ее жизнь была мучительной – безвкусная жидкая пища, велотренажер, голодные спазмы, дьявольская реклама гамбургеров из «Макдоналдса» по телевизору и запахи, вездесущие запахи: попкорн в кинотеатре, пицца в кегельбане, круассаны в торговом центре, крабы на Рыбачьей пристани. Есть ли где-нибудь на земле место, лишенное запахов?
Каждый день был ужасным. Ничто в жизни не приносило удовольствия. Другие члены группы похудения бросили программу – но Бетти держалась твердо. Мое уважение к ней росло.
Я тоже люблю поесть. Часто я целый день мечтаю о каком-нибудь особом блюде, и, когда нетерпение побеждает, ни одно препятствие не может остановить меня на пути к китайскому ресторану или киоску с мороженым. Но, пока продолжалась битва Бетти, я стал испытывать чувство вины во время еды, как будто я предавал ее. Каждый раз, собираясь съесть пиццу, макароны с соусом песто, энчиладу с зеленой сальсой, шоколадное мороженое или какое-нибудь другое блюдо, которое любила Бетти, я невольно думал о ней. Я содрогался при мысли о том, как она, держа в руке открывалку, обедает своим жидким «Оптифастом». Иногда в знак солидарности с ней я отказывался от добавки.
Случилось так, что в этот период я превысил предельный вес, который разрешал себе, и сел на трехнедельную диету. Поскольку моя диета состоит главным образом в отказе от мороженого и картошки фри, я вряд ли имел право ставить себя в один ряд с Бетти. Однако за эти три недели я более остро почувствовал ее страдания. Я был тронут до слез, когда она рассказала мне, как уговаривает себя заснуть и как внутри нее голодный ребенок орет: «Накорми меня! Накорми меня!»
Восемьдесят два. Семьдесят семь. Сброшено тридцать шесть кило! Теперь настроение Бетти часто колебалось, и я стал все сильнее за нее беспокоиться. У нее были временные периоды гордости и подъема (особенно когда она отправлялась покупать себе одежду меньшего размера), но чаще она испытывала такое глубокое уныние, что могла заставить себя делать лишь единственное – каждое утро ходить на работу.